Следователь, не выключая улыбки, уютно уселся за круглый обеденный стол, прямо под портретом покойного Лямзина, картинно вытянул вперед как будто удлинившиеся ноги:
Давайте еще раз, Элла Сергеевна. Вот у нас в руках распечатка видеозаписи декады. Видеозапись по нашему требованию предоставил один из родителей.
Элла Сергеевна сощурилась, вспоминая многолюдье актового зала, несуразных, болтавшихся под ногами папаш и мамаш. И смартфоны, тянувшиеся подсолнухами на руках-стебельках туда, в сторону сцены, где толкались в военных пилотках с пятиконечными красными звездочками сопливые чада. Танец урожайных колосков, выставку стенгазет, соревнование речевок о Победе вспоминала она. И в каком таком закутке поющего этого праздника засела крамола?
Ну возьмем театрализованную инсценировку десятиклассников. Нападение фашистов на СССР, – внятно, размеренно, слог за слогом, проговорил следователь. – Какие слова произносит ваш Сопахин закадровым голосом, из-за кулис?
Какие слова? – тревожно качнулась вперед Элла Сергеевна.
«После подписания преступного пакта Молотова – Риббентропа и секретного протокола о разделе Европы…» Преступного, понимаете?
Элла Сергеевна тупо, не разумеюще заморгала, в углу ее склеившихся ресниц затрепыхалась пушинка.
Имелось в виду… – наконец сказала она, – что пакт был ошибочный.
Отчего это ошибочный? – посерьезнел следователь. – Вот вы тоже историк, а туда же! Заодно с Сопахиным.
Я не заодно, – опровергла Элла Сергеевна, пугаясь.
Этот пакт вернул нам Прибалтику и Бессарабию. Территории, оккупированные Польшей. Что же касается секретного протокола, то никаких там планов раздела Европы нет. Мы хотели защитить Польшу, Польша кочевряжилась, вот и вся недолга, – отбарабанил следователь. Двое его сподручников в это время открывали и закрывали дверцы резного деревянного бара, в котором прятались украшенные серебряными оленьими головами бутылки сорокалетнего «Далмора». Невзрачные лица понятых от вида дорогого алкоголя перекорежило любопытством. – Понимаете, о чем я?
Да, конечно, – закивала Элла Сергеевна. – Но я бы все же хотела позвать адвоката.
Этот пункт мы, кажется, уладили сразу, – нахмурился следователь, – на время обыска – никаких звонков. Присутствие адвоката – дело факультативное. Да, он имеет право явиться, но только по ходатайству. А ходатайства никакого не было.
А я слышала… – начала Элла Сергеевна, возвращая голосу директорские нотки.
Вы много чего слышали, кроме главного, – оборвал ее следователь и постучал ногтями по столу. – В вашей школе творится неслыханная уголовщина, а вы ее прошляпили, если не хуже… Из уважения к вашему трауру мы пока вас всего лишь предупреждаем. Превентивничаем. И советую вам, госпожа Лямзина, идти нам навстречу.
Он потер блестящие носки ботинок друг о друга. И пучки света, игравшие на них, рожденные от неожиданно яркого утра, потекли друг в друга свежими яичными желтками. Хрустко ломались в его шершавых пальцах распечатанные листы сопахинского досье. День за окном созревал, наливался светом, и вдове Андрея Ивановича нестерпимо захотелось жареной ветчины. Жирной, закапанной маслом, обсыпанной сырными крошками, залитой горчицей и чесночно-томатной кашей, поданной на горячем пшеничном хлебе. И плевать, что вылезет, вздуется мягкое, непослушное тесто ее боков. Что темнее, глубже провалятся на ее стеариновой заднице целлюлитные ямки. Что сахар подскочит в крови и затолкутся в сосудах бляшки холестерина.
Я заслуженный учитель, – объявила Элла Сергеевна. – Я была депутатом облсобрания. Я накажу Сопахина.
Мы его и сами накажем, – ухмыльнулся следователь, – но нам важно выяснить вашу роль в этом уголовном деле.
В уголовном? – переспросила Лямзина, как будто между его словами и ее пониманием выросла толстая стенка.
Статья 354, пункт 1, часть вторая, – пояснил ей один из коллег следователя, меривший гостиную циркулем тонких ног. – Распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны, совершенное публично. С использованием служебного положения. Карается весьма мухобойным штрафом. Доходом осужденного за период до трех лет.
Либо лишением свободы или принудительными работами на срок до пяти лет, – снова зарозовел улыбкой следователь, – с лишением права работать на определенном месте на срок до трех лет, в данном случае – в сфере образования. А вы, выходит, в этом деле сообщница.
Какая же я! – заклекотало у Эллы Сергеевны в горле. – Я никогда… Я всегда…
Она попыталась было встать, но кресло как будто зажевало ее в свою кожаную утробу. Маленькая пискливая мошка поселилась у нее в ухе и зазудела тонкой одуряющей сиреной. Воздух сгустился банным паром, размазывая комнату водяными пятнами, и близоруко размылись, расплылись очертания и границы вещей. Один из троицы очутился рядом, поднося к ее носу бокал с водой. Бокал серебряный, для шампанского, вынутый из серванта. И чего они копаются в посуде, чего выискивают? Элла Сергеевна сделала несколько гулких глотков и облизнула занемевшие отчего-то, ставшие чужими и стыдными губы.
И все из-за пакта?.. – выдохнула она.
Ботинки следователя теперь спрятались под стул и залегли, затаились там, как новорожденные зверята в лесной норе.
Ну почему же только из-за пакта? – обиделся следователь. – У вас там половину сценки дети изображали мерзнущих немцев. Причем на двух немцев, судя по вашему представлению, во время войны приходилось десять наших. И все время стужа, метель, пурга! Пенопласт, или что там у вас вместо него. Белое конфетти?
Элла Сергеевна снова ничего не понимала. Она молчала и ждала, что этот мужчина, так ладно расположившийся за ее столом, объяснит все сам.
Ну не хлопайте на меня глазами, уважаемая! – потерял хладнокровие следователь, ускоряя речь свою, как закипающий чайник. – Немцев, значит, по-вашему, победили пурга и морозы? А?
Нет, – на всякий случай отнекнулась Элла Сергеевна, страдальчески прикрывая подбородок концами шерстяного платка.
Это же искажение истории, не ясно вам? – продолжал озлившийся следователь. Рука его выплясывала на глади стола, подгибаясь, стукаясь костяшками и снова поднимаясь на подушечки пальцев, словно зашедшийся в присядке казак. – Чему вы с вашим подчиненным Сопахиным учите доверенных вам детей, подрастающее поколение, нашу смену? Тому, что якобы фашистов победил не великий советский народ, не армия, не гениальные маршалы… А всего лишь случайность, стихия. Зима и морозы. Так, получается?
Ничего такого мы не имели в виду! – закричала Элла Сергеевна, обретая дыхание.
Не имели, не хотели… А экспертиза говорит обратное.
Какая экспертиза? – охнула Лямзина, но один из участников бестолкового этого обыска уже подавал следователю гибкую, перетянутую шнурами папку, и тот, посражавшись со шнурами, немедленно вынул оттуда испещренный строчками, значительного вида лист и помахал им перед обалдевающей Эллой Сергеевной.
