Николай еще раз прокрутил в голове по-птичьи растревоженные жесты тещи… Хорошо, ему далеко до пенсии. Гиблое дело. Гречка и черный хлеб. Вспомнился анекдот, услышанный вчера от Степана, коллеги по генподряду:
«– Справочная слушает.
– Алло, внученька, дай мне телефончик, ну, где пенсию платят.
– Извините, международные переговоры не заказываем…»
Николай ржал, мымра Беляева косилась на них неодобрительно. Это, мол, на что вы такое намекаете.
С работой, кстати, Николаю повезло, устроился через друга. Отдел снабжения, крупные заказы от мэрии и правительства. Недавно сдавали ледовую арену для спортивного праздника. Мелькали камеры, колыхались красные ленточки, журчали пышные речи. Потом у арены потекла стена: не успели правильно залатать стыки. Все шишки – на субподрядчика… «Надо было, – шутил Степан, – делать как китайцы, когда они свою великую стену строили. Добавлять в цемент вареного риса».
Риса Николай не любил, а часть заказанной на арену металлочерепицы, говорят, обнаружилась на новенькой крыше хозяйкиного загородного коттеджа. Марина Семенова – генеральный директор. Молодая кровь, холеные руки. Николай видел ее живьем лишь однажды, на новогодней пьянке. Зато масляный ее портрет висел в приемной для посетителей. Кисть модного художника Эрнеста Погодина. Соболиная шуба, дерзкий прищур. Легкие мазки, глазурь или лессировка. Золотая неподъемная рама. Постоянным клиентам скидки.
Машина пошла толчками, черная дырявая дорога щерилась ямами, колеса шлепали по лужам. Николай выругался. Асфальт лежал прошлогодний, заливали прямо в снегопад, вперемешку с грязью, лишь бы успеть к отчету. И вот, пожалуйста, хлябь и овраги.
Скоро? – захрипел пассажир.
Да вы ж меня сюда и загнали, что урчите теперь. Сейчас вылезем, – кинул Николай через плечо.
Дождь участился и лил густо и жадно, шлепая по кузову нахраписто, как будто мужская ладонь по мясистым женским бокам. Дворники отбивали беспокойный тахикардический ритм. По сторонам уже не видно было деревянных жилых бараков и пошел сплошной бетонный забор. Плита ограды ПО-2. Выпуклые ромбики. Надписей в наступившей темноте не разглядеть, но парочка самых крупных держалась годами, Николай их помнил. Разлапистое объявление «Тамада-баянист» с номером телефона и скособоченное, полустершееся восклицание «Россия для грустных!»
Ну что, сейчас за угол и свернем. Вы там как? – окликнул Николай болтавшегося сзади пассажира, но тот, кажется, начинал клевать носом и только прохрипел что-то неразборчивое.
«Еще не хватало, чтобы его там стошнило», – подумал Николай. Под колесами стало совсем рыхло, автомобиль заревел, взбалтывая лужу в грязную пену.
Буксуем! – закричал Николай, давя на педаль до упора. Еще и еще. Шина зацарапала сломанный край асфальта, тяжелый перед приподнялся, машина задрожала со стоном, но, не выдержав, скатилась назад, в водное месиво. Тяги не хватало совсем капельку. Вот если бы пассажир на секунду вылез из машины…
Николай обернулся. Мужчина полулежал, прильнул к боковой двери и, кажется, совсем вырубился.
Эй, дядя! – позвал его Николай. – Застряли! Вылезай.
Молчание. Никакой реакции.
Йогурт-маракуйя, – процедил Николай раздраженно, задрал ворот плаща и стал аккуратно выбираться наружу, в бурлящее и мокрое нечто.
Нога его сразу провалилась по колено в холодную воду. Николай ругнулся еще сильнее и начал осторожно, стараясь наступать в самые мелкие места, огибать утонувший багажник машины. «Этот гусь там, сзади, совсем в зюзю, он меня не подтолкнет. Ничего, сам не вырулю, кто-нибудь тормознет, поможет», – подумал Николай, ежась от зябкой дрожи. На дороге, правда, стало совсем безлюдно, только прогромыхал, обдавая его издали серой волной, неказистый большегруз.
Добравшись до задней двери, Николай пару раз стукнул костяшками пальцев по стеклу, но попутчик его даже не шевельнулся в ответ. Нос его, прижатый к стеклу, белел бесформенной блямбой.
Давай же, – промычал Николай, дернул за ручку, распахнул дверь настежь.
В тот же момент мужчина вдруг вывалился из салона и, как подкошенный, рухнул Николаю под ноги. Лоб его ударился о кривой, торчащий из лужи бордюр, руки неестественно смялись под тяжестью туловища. Короткие ноги в изящных лакированных полусапожках скрылись под черной водой. Мужчина не двигался.
Слушайте! – лихорадочно глотнув, закричал Николай не своим, а каким-то чужим, визгливым голосом. – Вы что, играетесь тут?
Присел на корточки и затряс мужчину за плечо. Тело его было совсем бесчувственно, а по лбу бежала тонкая кровавая струйка, которую тотчас смывало дождем. Один глаз замороженно пялился на пляшущую от капель дорогу. Второй прятался в землю. Мелко постукивая зубами, Николай положил подушечки пальцев мужчине на кадык и соскользнул в сторону, до мягкого углубления в шее. Замер, подождал. Пульс не прощупывался. Тогда его осенило: в мобильном должен быть фонарик; главное, не привлекать внимания проезжающих. Впрочем, машин на дороге так и не было. Выходной, нежилая окраина. Ни освещения, ни живой души.
Он включил фонарик и направил пучок света в обращенный наружу глаз. Зрачок не реагировал. По груди Николая, несмотря на пронзительный холод, покатились капельки пота. Надо было действовать. Звонить в полицию? На него, конечно, сразу повесят убийство. Нет, ни за что. Порыться в куртке мужчины, поискать паспорт, сотовый? В кошельке покойного должны быть кредитные карточки… Нет, нельзя – отпечатки.
Бежать, оставалось только бежать! Николай схватил мужчину за ворот кожаной куртки и потащил наверх, на подобие тротуара, прямо к забору. Мокрая куртка, ставшая совсем гладкой и как будто жидкой, как деготь, выскальзывала из скрюченных от натуги рук, сердце глухо бахало в своей костяной клетке. «Скорее, скорее», – долдонил Николай про себя. Оттащив труп, ударил по карманам плаща – всё на месте, ничего не выронил в лужу. Побежал к водительскому сиденью. Запрыгнул, закрылся, положил ладони на руль, выдохнул. Тронулся.
Он почему-то подумал, что купюры, брошенные погибшим в салон, сейчас мокли у него под креслом, под капающим плащом. «Зачем, зачем я впустил в машину этого чудилу!» – крутилось в голове Николая шарманкой. Он выехал на освещенную улицу и помчался сам не зная куда сквозь ливень. Валявшийся под дождем несчастный его попутчик вцепился клешнями в память. Прямо сейчас его тело лежит у бетонного забора, лицом вниз, ноздрями в грязи. Новопреставленный… Если и был по случайности жив, то теперь уж точно задохнулся. Загривок приподнят, мокрый кожаный ворот задран. Николай подумал о том, что мертвые могут двигаться и после смерти. Электрохимия. Движение сократительных мышц. Дергание конечностей, сцепление пальцев рук. Шальной поворот головы под давлением внутренних газов. Внезапный стон от игры воздуха по голосовым связкам… Может, и этот сейчас выгнулся кошкой, вздыбился колесом.
Где-то в бардачке трезвонил медленным колокольным перезвоном телефон. Разыскивала жена. Николай должен был давно вернуться домой от бывшего однокурсника. Тот зазвал Николая к себе в гости, в частный домик, которых много попадалось в городе. Хотел по дружбе заказать натяжной потолок в гостиную по оптовой цене.
