Книга Оскорбленные чувства, страница 9. Автор книги Алиса Ганиева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Оскорбленные чувства»

Cтраница 9

Через мгновение Элла Сергеевна очутилась у себя во дворике, где стоял в распахнутой кожаной куртке Андрей Иванович и махал ей ладными коротенькими ручками. «Лялюсик, торопись!» – повторял он нетерпеливо, и она, ступая необутыми ногами по холодной плитке, устремилась к мужу. Добежала или все же одумалась и вернулась в дом – этого Элла Сергеевна так и не узнала, потому что в этот момент вся вздрогнула и проснулась от пронзительного звонка в калитку. «Что? Кто?» – застучало у нее в голове. Она высунула из-под шелкового одеяла тяжелые варикозные ноги и посмотрела на Андрея Ивановича. Он сиял на нее с портрета в серебряной рамочке чуть виноватой улыбкой. Рядом, на тумбе, темнел заложенный парчовой закладкой молитвослов. Духовник велел читать понемножку утром и вечером, особенно истово – в первые сорок дней. Ты плачущих утешение, сирых и вдовиц заступление…

После опознания и страшных, но необходимых процедур то, что было Андреем Ивановичем, привезли из морга домой. Попусту Элла Сергеевна волновалась, что следствие не уступит покойника, и его не поспеют отпеть на третий день. Зря в ночных кошмарах ей грезились патологоанатомы и щелканье реберных ножниц. Судебные эксперты подытожили ровно в срок: внезапная остановка сердца. Правда, странные обстоятельства смерти и обнаружение министерского тела на окраине, под проливным дождем, рождали толки и шепотки. Эллу Сергеевну вызывали к следователям допрашивать о семейной обстановке. Она не сдерживала рыданий и кляла Марину Семенову. Почти десять лет дьяволица сосала из покойника кровь. Он разрывался, мучился угрызениями. Его терзали какие-то загадочные письма от неизвестных соглядатаев. Да, бывал у кардиолога. Врачи запретили жареное и копченое, сало и соленую рыбу. Но Андрей Иванович плевал на запреты, упрямый характер. Астролог, к которой ходила Элла Сергеевна, частенько повторяла: «Овны как зароются в землю рогами, так их и не сдвинешь с места». А вот смерти его не увидела. Насильственную смерть смотреть по восьмому дому, естественную – по одиннадцатому. Венера в оппозиции к Сатурну…

Рука Эллы Сергеевны нащупала выключатель в ванной. Лицо опухшее, голое, такое уязвимое без толстых, директорских стрелок, без кирпичных румян, без крупного жемчуга на чуточку обвисшей шее. Она вспомнила напудренную физиономию Андрея Ивановича в роскошном палисандровом гробу с двумя крышками. Вынося, задели дверной косяк. Наталья Петровна, заместительница его по министерству, закрестилась, завсхлипывала – дескать, дурная примета. Губернатор же на прощание не явился, уехал в командировку. Скорбящие шушукались. Кто-то тихо произнес слово «откат», другой подхватил «шантаж», третий – «депрессия». Элла Сергеевна не вслушивалась. Она глядела на тонкую молчаливую спину прилетевшего из заграницы сына. Тот не пробыл и пары дней, не пролил ни слезы и улетел назад, учиться. Там, в трастовых фондах, хранились припрятанные Андреем Ивановичем денежки – не раскопаешь, не придерешься.

Элла Сергеевна прислушалась. Звонок не повторялся. Может быть, придремалось? Обычно двери открывала домработница Таня, но сегодня у сычихи был выходной. После поминок, унося из столовой посуду, Таня вдребезги разбила чашку из свадебного сервиза – подарок Элле Сергеевне от мамы. Советский дефицит. Увидев фарфоровые осколки, Элла Сергеевна сорвалась, обозвала домработницу идиоткой. Та опустила голову, костяшки сухих и нелепых рук ее побелели. «Надо ее выгнать все-таки», – думала теперь Элла Сергеевна, скручивая мокрое полотенце и начиная легонько похлопывать себя снизу по подбородку, чтобы не провисал.

Домработница Таня с недавних пор вызывала у нее растерянное беспокойство, а со смерти Андрея Ивановича тревога сгустилась, зачертыхалась запертым в банке ночным мотыльком. Началось с картины, которая висела в гостиной над круглым дубовым столом – большой ростовой портрет хозяина. Художник Эрнест Погодин зачем-то изобразил Лямзина в генеральском мундире с золотыми эполетами и с неопределенным золотым же крестом на груди, как бы намекая на будущие, увы, не случившиеся государственные награды. Как-то раз Элла Сергеевна вызвала мастеров почистить запылившийся холст. И, когда картину, кряхтя и гакая, снимали с гвоздя, откуда-то из внутренней полости рамы выпала и покатилась по паркету черная плитка домино, по одной белой точке на каждом квадратике. У Эллы Сергеевны сразу засосало под ложечкой. Неожиданная находка – не иначе как тайный подклад, злокозненная порча. Но кто мог засунуть плитку в картину? Гости? Нет, они ведь всегда на виду друг у дружки. Тогда молчаливая домработница. Больше некому. Когда Андрея Ивановича нашли мертвым, Элла Сергеевна сразу вспомнила про коварную Таню и ее домино. Неужто сработала ворожба?

Снова раздался звонок – требовательный, настырный. Элла Сергеевна бросила мокрое полотенце в умывальник и ринулась искать привезенный мужем из Китая цветастый халат – накинуть поверх бившейся по икрам ночной сорочки. Проснулся и закувыркался в памяти вчерашний день – суетливый и душащий. Впервые после трагедии Элла Сергеевна отправилась на работу, в школу. Тут же потянулась вереница соболезнующих. И вначале сладко, усыпительно и слезно было слушать про непостижимую утрату и вечную память, про потрясение от ужасной новости, про готовность разделить ее черную вдовью боль… Затеснились учителя, замелькали лица родительниц, а после обеда в кабинете и вовсе было не протолкнуться. Осторожно вплывали дамы из управления образования. Заскакивала помощница Андрея Ивановича Леночка с часами умершего босса, забытыми на рабочем столе. Приводили зачем-то первоклассников с гвоздиками. И куда было девать гвоздики? Не в вазу же.

В воздухе воняло бездной, и темная муть колыхалась в сердце Эллы Сергеевны. Ее знобило и ломало от смутного страха. Без исполинской защиты Андрея Ивановича она делалась крошечной, чепуховинной. А вокруг плотоядно теснились, злорадствовали подчиненные. Зам по воспитательной работе зачем-то подсунула распечатку помойной статьи журналиста Катушкина, дескать, судить за такие пасквили надо. Пройдоха Катушкин намекал на золотые горы в лямзинских закромах, ссылался со словесными подмигиваниями на «прельстительную подельницу министра» Марину Семенову и с особенным юмором подчеркивал отсутствие губернатора на прощании. Дескать, на покойнике шапка дымилась еще при жизни, а сейчас вот-вот разгорится в полную масть. Анонимки, мол, которыми затравили Лямзина, якобы пестрят разоблачениями адюльтера и превышениями полномочий. И якобы прокурору Капустину нынче есть чем заняться. Мол, того и гляди начнется подкоп под вдову. Под конец паршивец Катушкин туманно намекал на непорядки в подвластной Элле Сергеевне школе.

И вместо того чтобы разозлиться, чтобы, налившись презрением, вышвырнуть поганые листочки в перфорированную урну, она вдруг застыла с застрявшим внутри трусливым комком. А что если вычислят? Что, если вынюхают, как Элла Сергеевна аккуратно вписывала в журнал выпускного класса оценки по обществознанию. Оценки и темы уроков, которых в действительности не было. Или что, сговорившись с главной бухгалтершей, сальной теткой в оренбургском пуховом платке, она годами подавала документы о начислении зарплаты на несуществующих учителей. И этим призрачным педагогам не только исправно отстегивали ежемесячно из кассы, их еще и поощряли премиями за особо важные достижения. А в гардеробщицы Элла Сергеевна записала бедную родственницу, появившуюся в школе лишь однажды. Зарплата между тем текла. Сглотнув холодную слюну, Элла Сергеевна решила уволить полтергейстов одним махом, за какую-нибудь провинность.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация