Анна удивила меня, схватив за руку, – ведь я могла быть заразной.
– Что ты делаешь?
– Я поеду с тобой!
Один из агентов сделал шаг к нам:
– Нет, не поедете. Мы забираем ее на допрос, а вы все останетесь здесь. – Он обвел взглядом комнату. – Все вы находитесь в карантине. Никто не имеет права приходить или уходить, кроме медицинского персонала.
Анна только сильнее сжала мою руку. Я посмотрела на наши сцепленные пальцы и сглотнула, пытаясь подавить боль в стиснутом горле.
Сквозь толпу протолкался Орландо:
– А сколько вы нас тут продержите?
– Пока не возьмем все анализы и не получим результаты, – спокойно ответил агент. – Вы сможете уйти только после получения четко отрицательного результата.
Бормоча ругательства, Орландо схватил со стола бутылку водки, сделал глоток и запрокинул голову, полоща водкой горло.
– Немедленно отпустите ее, – приказал агент Анне.
Она с неохотой выпустила мою руку.
Анна не могла поехать со мной, но она хотя бы попыталась. Мне так хотелось обнять ее, заплакать и поблагодарить за то, что она была таким верным другом. Впрочем, то, что она сделала, – было больше, чем просто дружба, – уж я-то знала.
Орландо подошел поближе, злобно глядя на меня. Он еще раз громко прополоскал рот и выплюнул водку прямо мне под ноги.
Когда мы вышли из лифта в сверкающее мрамором фойе здания, агент покрепче взял меня за локоть, словно боясь, что я попытаюсь сбежать. Консьерж отскочил с дороги, когда агенты вывели меня на улицу, где столпилась возбужденная толпа с включенными дисками в руках. Мне стало нехорошо. Но, как только я оказалась на расстоянии пяти футов от них, зеваки моментально отпрянули назад. Потом они, как один, подняли диски, снимая происходящее, и я почувствовала себя окончательно униженной. Перед глазами все плыло от слез. Я опустила голову.
Один из агентов открыл заднюю дверь фургона и подтолкнул меня внутрь. Но ноги отказывались повиноваться, и я не могла залезть в кузов. Я не знала этих людей. Возможно, это на самом деле были правительственные агенты, но я слишком хорошо помнила правила безопасности, которые отец вбивал мне в голову с самого рождения. А заповедь «никогда не садись в машину с незнакомыми людьми, особенно если это фургон» возглавляла этот список.
– Шевелись, – прикрикнул агент.
Я стиснула зубы и подчинилась. Правила безопасности явно не распространялись на этих, в защитных костюмах.
Большая часть фургона внутри была занята различными сложными приборами, которые гудели и пощелкивали. Я с трудом уселась на узкую металлическую скамью. Агент взобрался в фургон следом за мной, закрыл дверь и сел на такую же скамью напротив. Через прозрачную пластиковую перегородку я видела еще одного агента, который уселся за руль.
– Дай мне свой диск, – приказал человек, по-прежнему не снимая маски.
Я хотела позвонить нашему дворецкому Ховарду и сказать, что произошло, но пришлось снять цепочку с шеи и передать диск агенту. Я почувствовала, что краснею, глядя, как он небрежно перелистывает фотографии на диске. Может, у меня начинается лихорадка?
Одним из первых признаков вируса дикости была высокая температура – настолько высокая, что обычно она приводила к летальному исходу.
Я сжала руки, чтобы не приложить ладонь ко лбу. Мне не хотелось, чтобы агент подумал, будто я беспокоюсь о своем здоровье. Потому что мне было не о чем беспокоиться. Я не могла заразиться вирусом дикости. Это было невозможно.
Я слышала собачий лай за кадром – агент явно просматривал один из моих клипов, снятых в приюте.
– Ты прямо начинающий режиссер, а, Дилэйни?
Ну да, я уже давно поняла, что самый быстрый способ заставить людей позаботиться о бездомных животных – показать им этих животных. Но какое дело типу, упакованному в защитный костюм, до моих клипов?
– Меня зовут Лэйн.
– Что? – Агент поднял глаза от экрана.
– Меня обычно зовут Лэйн. – Только отец называл меня полным именем – Дилэйни Парк. Так называлось место, где они встретились с мамой – Дилэйни Парк в Индиане. Люди его поколения поголовно страдали сентиментальностью, и поэтому многие называли детей в честь каких-то любимых мест. Они знали, что больше никогда не смогут побывать в тех местах.
Агент отложил мой диск в сторону:
– О’кей, Лэйн. Давай перейдем к делу.
Он вытащил из-под сиденья металлический ящик, поставил его на полу между нами и открыл крышку:
– Протяни руку.
Я сжалась, пытаясь удержать равновесие, когда машину тряхнуло:
– Зачем?
– Затем, что нам нужно взять у тебя анализ крови для лаборатории. Разве ты не хочешь знать, заразилась ты или нет?
– А как я могла заразиться?
– У меня нет такой информации. – Он бросил мне на колени листок бумаги со списком адресов и имен, а также с описанием моей внешности. Там были адреса моих друзей, школы, зубного врача, приюта для бездомных животных, где я работала волонтером, бассейна, куда я ходила плавать, двух моих любимых кафешек, крошечного салона, где я стриглась, и еще какие-то адреса, которые я даже не узнала. Наверное, это было к лучшему, потому что от этого списка у меня и так мурашки по коже пошли. Описание внешности окончательно меня добило: карие глаза, каштановые волосы, телосложение среднее. Почему сразу не сказать – выглядит средне? Мне жутко хотелось скомкать этот листок и швырнуть его агенту в лицо, но я сдержалась и просто молча передала его обратно.
– Протяни руку, – повторил он.
Мне никогда не приходилось плевать в кого-то, как Орландо плюнул в меня. Раньше у меня никогда не возникало подобного желания. Но сейчас душила такая злоба, что я поняла, какой это соблазн. Если бы мне удалось плюнуть и попасть агенту в глаз, он стал бы таким же «потенциально зараженным» и на своей шкуре испытал бы, насколько унизительно было их расследование.
Но я не плюнула в него. Для начала, во рту у меня пересохло до такой степени, что плюнуть получилось бы не дальше, чем котенку чихнуть. И я просто не могла сделать что-то, до такой степени мерзкое. Я протянула руку и отвела глаза, когда он вставил иголку в вену.
Наверное, было хорошо, что меня провели в карантинный центр не через главный вход. Агент подтолкнул меня в спину, я выпрыгнула из фургона и очутилась в каком-то огромном, похожем на склад помещении, где вдоль стен стояли сложенные одна на другую раскладушки. Я попыталась вдохнуть поглубже, несмотря на тесный корсет, и снова покрепче затянула хвост на макушке.
К нам подошла женщина, также одетая в защитный костюм, и в маске, закрывавшей лицо. Похоже, весь приветственный комитет состоял из нее одной. Ее волосы были уложены гелем в жесткие шипы, в руках она держала планшет, на котором я увидела свою школьную фотографию.
