Мне исполнилось двадцать один, и я понял, что не выздоровею. Максимум год – и Фелис увидит, что со мной не так. Какая это мука – быть вечно юным, больше всего на свете мечтая вырасти. Мы раздавали деньги врачам, ученым, даже спиритуалистам-целителям, обещавшим помощь, – при условии, что помощь будет тайной. На это ушла четверть состояния. Ничего не помогало. Я решился. Я сделал Фелис предложение и подарил шкатулку с секретом, который еще раскрою. На следующий день я ступил на пароход. Я еще верил. В Восток. Землю просвещенных.
Я надеялся, что за летние месяцы достигну хотя бы чего-то, тогда напишу, что задерживаюсь в путешествии. Я побывал в Китае, в закрытой Японии, в дальних уголках Индии. Лекарства и ритуалы, снадобья и медитации, молитвы. Я не излечился. И не стал возвращаться. Когда все же решился, Фелис была уже мертва. Я остался без нее, без дяди и тебя, без жалкой пародии на смысл бороться.
Многое могло кончиться тогда, но не кончилось. Потому что больше я не был один. Никогда. У меня появился союзник, Лори. Союзница. И тебе пора узнать, кто это.
* * *
Экипаж остановился. На нижнем этаже большого особняка светились все окна. Гигантские атланты по обе стороны крыльца взирали бесцветными глазами.
– Узнаешь?
Я узнавала.
[Артур]
Лоррейн молча стояла рядом с маленьким человеком, прячущимся под капюшоном. Она не приблизилась к Нельсону, тот быстро отвел взгляд. Неожиданно отчетливо сыщик произнес, почти перекрикивая ветер:
– Я не войду в этот дом, пока вы не откроете имя и лицо всем присутствующим.
Незнакомец безмолвно поманил нас к крыльцу. Мы подошли чуть ближе, и тут же я увидел, как от бокового флигеля на вымощенную аллеею метнулась тень. Нас явно ждали: тень очень быстро заперла ворота и так же быстро скрылась. Тогда наш спутник заговорил:
– Что ж, так будет даже лучше.
Бледная рука взметнулась к капюшону, оттягивая его назад. Моему взгляду открылось мальчишеское лицо. Спустя несколько мгновений я его узнал.
– Джек?..
– Кристоф Энгельберт Моцарт, – мягко поправил он. – Мне… очень жаль.
Томас громко фыркнул, потом расхохотался.
– Что за шутки? Кто тебя послал, малый? Где хозяин?
Он самоуверенно скалился, вдавливая подошвы сапог в раскисшую грязь. Но по тому, как сжались кулаки, я понимал: Томас лишь надеется, что открывшаяся правда – очередной розыгрыш. И его надежда не оправдается. Цыганенок смотрел на меня спокойно, как на чужого человека. Я ничего не мог прочесть в его глазах.
– Истинный Гильгамеш… – Джек обратил на Томаса взгляд, и тот вдруг побледнел. – Наглы, скептичны. Поверьте, в Индии вы встретили именно меня и по телефону всегда говорили со мной. Назвать количество шрамов на вашем животе?
– Черт возьми… – Томас приблизился, всматриваясь в него. – Так ты…
– Не нужно фамильярностей. Я не намного младше вас.
– Черта с два…
Герберт и Лоррейн молчали. Джек приблизился ко мне почти вплотную.
– Артур… я могу лишь сказать, что ваша доброта глубоко тронула меня. Если бы я в действительности был мальчишкой, не мечтал бы о лучшем родителе.
Я молчал. Ком в горле, пустота под сердцем и мерзейшее осознание, что из меня так долго делали идиота, лишали дара речи. Пересилив себя, я улыбнулся.
– Во всяком случае, могу не гадать, кто подбросил учебник итальянского. Вы ведь хотели, чтобы я перевел вам дневник, правда?
Мальчик, хотя мне уже трудно было звать его мальчиком, кивнул.
– Пройдемте в дом. Холодно. А мой союзник вернулся из путешествия и приготовил нам чай. Для Лоррейн – кофе.
Он проворно взбежал по ступенькам и постучал. Двери распахнулись, пропуская нас в холл. Мужчина в сюртуке поклонился и указал на большие развесистые вешалки.
– Снимайте верхнюю одежду. И сдавайте оружие.
Последнее заставило нас переглянуться. Томас отчетливо скрипнул зубами.
– Размечтались. Я предпочту выйти живым.
Джек, уже скинувший драное пальто и оставшийся в брюках и безукоризненно чистой рубашке с жилетом, успокаивающе улыбнулся.
– Это один из самых уважаемых в Англии домов, он принадлежал графам I. С XVI века. Проявите уважение, тем более, – он положил на полированный столик под зеркалом маленький револьвер, – я подаю вам пример. Я хочу, чтобы вы доверяли мне, как я доверяю вам. Без этого мы не сможем ничего сделать. Итак. Четыре револьвера и тальвар.
Я посмотрел в его лицо и со вздохом кивнул.
– Надеюсь, вы никого не тронете хотя бы в память о… работе со мной.
И я первым опустил револьвер на столик.
– Спасибо, Артур.
Поколебавшись, все сделали то же. Последним Томас расстался с клинком. Подойдя ко мне, положил на плечо руку.
– Если погибну из-за вас, найду на том свете и убью еще раз. Поняли?
Нервный смешок вырвался из моей груди. Слуга развернулся и пошел через холл вперед. Мы следовали за ним – по лестнице, по коридору, на гобеленах которого сражались рыцари и пели менестрели. В ковре утопали ноги, в воздухе совсем не чувствовалось пыли. Дом был чистым, уютным и не казался враждебным – скорее одиноким и одичавшим без человеческих голосов. Слуга наконец распахнул створки дверей впереди.
– Вас ожидают.
В просторной столовой горел камин; длинный стол был накрыт – пять чайных пар, одна кофейная, чайник, кофейник, молочник и блюда со сладким, орехами и фруктами. Кресла – все похожие на маленькие обитые бархатом троны – были отодвинуты. Во главе стола сидела старая женщина, блестящие камни в ее сережках отражали яркое пламя. Графиня I., моя недавняя попутчица, церемонно улыбалась каждому из нас.
– Спасибо, что почтили меня присутствием. Хорошо добрались, Артур?
Я холодно кивнул.
– Злитесь на меня и моего друга? Ох. – Она заметила бледное лицо Лоррейн и забыла обо мне. – Бедная девочка, выглядите усталой. Вот кто совершенно точно на меня сердится!
Слова будто вырвали Лори из сна. Выдохнув, она с явным усилием покачала головой.
– Ничуть, ваша светлость. Просто… жаль, вы тоже оказались ненастоящей. И моя вам помощь в первом деле…
– Была неоценимой! – возразила графиня. – Поверьте, я настоящая. И я полюбила вас, как никогда не любила родню. Садитесь же все!
Безмятежность, с которой она говорила, пугала. Первым не выдержал Эгельманн: он сделал несколько шагов и уперся в поверхность стола ладонями, не сводя с пожилой леди тяжелого немигающего взгляда.
– Есть на этом столе хоть что-то, что вы не отравили?
Графиня рассмеялась.
