Небольшая гондола приземлилась все там же, за оградой Королевских Лабораторий. Лодка была выкрашена в темно-синий, на боку серебрилась эмблема Нового Скотланд-Ярда. Меня это не удивило: корпуса находились близко отсюда, с весны туда переезжала и моя лаборатория, а сейчас полицейские без зазрения совести пользовались нашими парковочными площадками. Я стал наблюдать.
Из лодки выбрались два констебля, за ними – смуглый человек в длинном светло-коричневом плаще, с отороченным мехом капюшоном. Некоторое время они совещались: полицейские внимательно слушали своего спутника, отдававшего какие-то распоряжения. Волосы у него были рыжеватые, выправка – явно военная. В ножнах на поясе блеснула сабля, кажется, индийская. Мужчина чуть повернул голову… И почти мгновенно я узнал его. Невольно подаваясь к окну ближе, я всмотрелся в грубые черты.
Удивление было безмерным. Ведь, расставаясь, я не был уверен, что еще увижу этого человека живым. Я не знал о нем почти ничего, кроме имени. Но я его запомнил.
Раненый. Июнь 1890 года, Индия
В Калькутте я навещал сестру, недавно вышедшую замуж. Поездка получилась недолгой: еще со времен службы я неважно переношу жаркий влажный климат и радикально настроенных ирландцев, – а именно с таким обручилась Шарлотта. Перед моим отбытием в Англию и произошло это.
Последнюю ночь я коротал в гостинице близ порта. Я боялся опоздать на пароход и готов был примириться с не лучшими условиями. Например, с маленькой комнатой, окна которой выходили на бордель. И с сомнительным сбродом, шатающимся по коридорам. И с крысами, бегающими по лестницам. Если никуда не выходить, не принюхиваться и ничего не есть, – сгодится.
Я как раз задвинул засов и собирался лечь, когда снаружи загрохотали шаги. Я не обратил на них особого внимания: решил, что вернулся какой-то подвыпивший гуляка. Но вскоре «гуляка» забарабанил в мою дверь так сильно, что она затряслась.
– Кто это, черт возьми? – мрачно спросил я.
Мне на ломаном английском ответил мужской голос с отчетливым индийским акцентом:
– Сэр, мой хозяин нездоровится, мне сказали, тут жить врач. Откройте, хозяин может умереть!
– Имейте в виду, я вооружен и держу вас на прицеле, – предупредил я. Револьвер у меня действительно имелся. Из-за двери снова раздалось просительное, более тихое:
– Пустите, господин…
Вздохнув и решив, что всегда успею застрелить гостя, я открыл дверь. На пороге стоял примерно тот, кого я и ожидал, – смуглый темноволосый мужчина с грубоватым, но приятным лицом преданного слуги. Его обезображивал лишь рассекающий щеку шрам. Индус робко и благодарно улыбнулся, указывая вправо.
– Мой господин крайняя комната.
– А твои дружки-головорезы?
Индус округлил глаза.
– Мой хозяин… умирать.
Кажется, он действительно беспокоился – так, что даже не смотрел на мой револьвер и не слышал моего резкого тона. Я сдался.
– Пойдем. – В следующее мгновение мне пришлось удержать слугу от порыва бухнуться ниц. – Шевелись.
Он засеменил по коридору. Я следовал за ним, надеясь, что у незнакомого джентльмена просто прихватило живот. Я оказался прав… в своем роде.
Свет в комнате был приглушен, но я отлично видел: у лежавшего на кровати рыжего мужчины проблемы были действительно с животом – серьезное ранение каким-то холодным оружием. Кто-то довольно умело наложил швы, но они частично разошлись. Признаков заражения крови – ни нагноений, ни воспалений, – не наблюдалось, что вселяло некоторое успокоение. Впрочем, все это я подметил скорее машинально, в первую минуту. Почти сразу я, услышав стон и увидев искаженное болью лицо, отступил. Раненый дернулся. Опуская руку на рукоять револьвера в кобуре, я гневно повернул голову к индусу.
– Говоришь, господину «не здоровится»? А не беглый ли он заключенный или…
– Боюсь, Амир вынужден был ввести вас в заблуждение, мистер Сальваторе, – раздался со стороны зашторенного окна высокий спокойный голос. – Простите нам этот легкий обман. Я его господин, а это мой друг.
Я обернулся. Лицо говорившего скрывал капюшон, зато я видел сложенные на груди руки с длинными пальцами: какой-нибудь писатель непременно наделил бы такими персонажа-музыканта, художника или хорошего вора. Разглядывать долго мне не позволили, – что-то холодное коснулось шеи. Сабля. Ее я различил, слегка скосив глаза. Красивая сабля с искривленным лезвием, тальвар, пожалуй. Мне ненавязчиво давали понять, что просто так из комнаты я не выйду.
Пока я отвлекся на клинок, незнакомец приблизился и ловко выхватил из моей кобуры револьвер. Повертел в руках, хмыкнул и, на небезопасный американский манер затыкая за пояс, пообещал:
– Получите назад. Скоро.
Я не отвечал. Незнакомец отступил, сделал несколько шагов в направлении кровати раненого и снова внимательно на меня посмотрел.
– Мой друг попал в беду. Знаете ли, сипаи беснуются, и в городе опасно, особенно людям его положения. Я доставил его сюда, чтобы отправить на более серьезное лечение. Знакомый врач обработал рану и наложил швы. Но, к сожалению, дела потребовали его срочного отъезда раньше, чем я надеялся, а со швами случилась неприятность из-за лихорадки. У нас нет времени искать помощи в городе. Вы…
Сабля холодила мою кожу. Я прикидывал, смогу ли ударить слугу и не получить пулю. Прикидывать приходилось вслепую: возможностей ни индуса, ни его тщедушного хозяина я не знал.
– Даже если отбросить абсурдность и сомнительность вашей ситуации… – я облизнул губы. – Я не вожу с собой на отдых…
Незнакомец без труда угадал продолжение и оборвал меня изящным, но нетерпеливым жестом.
– Врач оставил некоторые инструменты, зная, что я в случае чего найду верные руки и голову. И я нашел. Я смею просить вас о помощи. Поверьте… – тон смягчился, – это очень важно. И поверьте, вам никто не навредит, у вас не будет проблем.
– Какие гарантии?
Я попытался поймать его взгляд. Из-за капюшона было непонятно, удалось ли. Ответ последовал незамедлительно:
– Простые. По законам военного времени. Мое доверие.
– Доверие?..
– Первая гарантия. Амир, убери.
Сабля исчезла, индус отступил. Я мог бы позвать на помощь, но что-то теперь заставило засомневаться в необходимости так поступить. Мой полузабытый врачебный долг, оставленный в Легионе… и, пожалуй, жалость к лежавшему на кровати человеку. Кем бы он ни был, он мучился. Поэтому я просто спросил:
– Вы позволите осмотреть его?
Незнакомец кивнул, и, как мне показалось, губы под капюшоном растянулись в улыбку. Когда я подошел, он решительно вложил мне в руку револьвер.
– Вторая гарантия. Будете стрелять?
Я проигнорировал смешок, вернул оружие в кобуру и начал осторожно, пока не прикасаясь, исследовать рану. Швы действительно наложили умело, кетгутовыми
[12] нитями, разошлись они несильно. Воспаления, как я окончательно удостоверился, не было – удивительно для операции, проведенной в столь грязной трущобе. Видимо, незнакомец действительно приложил усилия, чтобы обезопасить своего друга.
