– А знаете, мисс Белл… – вдруг окликнул он меня. – Я могу платить лишь за две трети дома, который снимаю неподалеку. Одна треть остается свободной. Две комнаты и часть чердака. Плата небольшая, но в моем кошельке это дыра. Может быть, вас… это привлекает? Если вас не пугают игра на фортепиано и ядовитые растения-хищники в некоторых комнатах. И если вы обещаете не водить слишком много мужчин, не заводить кошку и… не приглашать педерастов, о которых рассказывали в день знакомства.
Я медлила. Дождь, в который превратился снег, заливался мне за шиворот. Я обернулась и встретилась взглядом с матерью.
«Позови меня назад». Что-то глупое, трусливое и усталое шептало это во мне. Прошептало уже трижды, захлебываясь и сбиваясь. Говорят, матери могут слышать мысли своих детей. Моя определенно не могла или не хотела. И я сказала:
– Дельная мысль, мистер Нельсон. Так уж и быть, лишних педерастов в доме не будет. А вот насчет кошки…
Он усмехнулся.
– Славно. Кошку можно обговорить. Идите сюда.
Я взяла его под руку. В эту секунду мне стало спокойнее. Мне даже захотелось почему-то поцеловать Падальщика в щеку, как я часто целовала Дина, что я и сделала, встав на носки. Он, правда, поморщился, но хотя бы не стал вытираться.
– Я в деле. – Я снова взглянула на мать: – Жди меня. И кстати, заведи собак, чтобы к твоим дочерям никто не лазали в окна.
– Шлюха!
В голову мне полетела бутылка, но вовремя оказалась в руке у Нельсона – он схватил ее за длинное тонкое горло. Секунду сыщик, щурясь, смотрел снизу вверх.
– От благородной-то леди… Хм… – и он потянул меня за собой вперед.
[Артур]
…Клянусь Богом, что любил. Любил Хелену больше жизни и не знал, чего Леди потребует от меня. Она вправе была требовать многого: заблудший и отчаявшийся, именно ею я был однажды вытащен из опиумного притона – ради забавы или по доброте, трудно сказать. Она помогла мне получить место учителя. Она открыла передо мной многие двери. Но плата оказалась непосильной. Я молю о смерти.
Знали бы вы, как я хотел сразу все рассказать детективу. Но воля моя была парализована, и лишь сейчас я могу писать это. Я решился – и отвернулся от Леди. Дни мои сочтены: скоро она придет за мной.
Никогда не пожелаю вам очнуться над мертвым телом любимой, с осознанием, что под вашими руками только что перестал биться ее пульс. Берегитесь этой женщины. Она уже знает о вас все.
Дин отложил последнюю страницу. Окровавленное письмо Блэйка он переписал от руки и сложил оригинал с копией в одну папку.
Подняв усталый взгляд, констебль улыбнулся.
– Спасибо, что помогли.
Я кивнул, потирая веки.
– Как думаете… почему она не забрала это письмо, убив его? Он ведь обвинил ее.
– С этими злодействами и гениями? – уточнил Дин, поправляя повязку на голове. – Разве это обвинение?
– «Гений есть злодейство…» – процитировав по памяти, я нахмурился: – Это звучит как бред. Что заставит человека верить в это…
– Собственная посредственность? – спросил Соммерс. – Работы Блэйка едва ли гениальны, иначе он не довольствовался бы местом учителя. Хотя сестра Лори, тот воинствующий художник из трущоб и любитель пейзажей тоже не гении. Зачем их убивать? Впрочем… – Дин хмыкнул. – Что я в этом понимаю? Живопись для меня темнее леса.
Я кивнул, поднялся на ноги и потянулся, разминая затекшие плечи.
– Вот именно. Как сказал кто-то известный, «Только талант способен распознать гения».
[21] Вот только не думаю, что, распознав гения, талант сразу схватится за яд.
– А я слышал о каком-то композиторе… – начал Дин, но я торопливо прервал:
– Убийство Моцарта – байка из желтых газет. Он умирал долго и тяжело, его случай часто разбирают обучающиеся на кафедре судебной медицины. И склоняются к тому, что его вообще не травили, во всяком случае, намеренно. Он принимал ртуть, позволял себе всякие излишества, не очень аккуратно лечился…
Соммерс кивнул, но вид у него был задумчивый.
– А все же странно, что, убив художника, кто-то оставил рядом с трупом ноты.
Партитура была брешью и в моей логике, но я не собирался сдаваться.
– Да. Герберт сказал, это что-то авторства Антонио Сальери. Но я сомневаюсь, что Блэйк имел к этому отношение. Она подбросила лист.
– Зачем?
Я повертел в пальцах ручку и отложил на стол. Ответ был довольно прост и поэтому крайне тревожен.
– Она играет.
– Мистер Сальваторе…
– Она, – продолжал я, – знала, что вы придете и откроете коробку с жуками. Она украла животных и запустила в оранжерею, зная, что Нельсон отправится туда. А утром она, к слову, прислала мне карту с изображением повешенного, зная, что Блэйка мы живым не увидим. Она предугадывает наши поступки.
– Ничего. – Дин вдруг усмехнулся не без самодовольства. – Я уже отправил кое-кого на квартиру Блэйка. Они проведут второй, более детальный, обыск, и…
В дверь постучали. Без нашего вмешательства она распахнулась, и на пороге появился раскрасневшийся, запыхавшийся мистер Гриндель. Соммерс удивленно взглянул на него и поднялся. Толстый полицейский, напротив, плюхнулся на ближний стул. Некоторое время он молча отдувался, потом – неожиданно тихо – потребовал:
– Объясни мне ради Бога… куда, на каком основании ты отправил констеблей Брансона и Дрейка?
– К квартирной хозяйке убийцы, по делу Беллов. На основании необходимости, и…
Гриндель вскочил.
– Необходимости?! Они чуть не сгорели заживо, Соммерс! Они в госпитале, и не факт, что Дрейк выживет! Кого там ловили, что случилось?
– Женщину. – Дин тоже побледнел. – Связанную с убийством мисс Белл. Но я не думал…
– Вот! – Гриндель вынул из кармана красный конверт. – Брансон это обнаружил под дверью… перед тем, как произошел взрыв. Все загорелось, и на него упал пылающий шкаф! Оно адресовано тебе! Тебе, Соммерс!
– Мне?..
Суперинтендант мутно посмотрел на него и заговорил снова, даже скорее – заревел:
– И вам, мистер Сальваторе, и Нельсону, и мисс Белл! Открывай сейчас же, я хочу знать, во что ты влез и чем это грозит!
Выпалив все это и сунув конверт Дину, полицейский вдруг смягчился, точно разом выпустил весь воздух. Он вытер лоб и как-то жалобно произнес:
– Ох, Соммерс, ну как я мог тебе довериться…
Мы с Дином переглянулись. Констебль взял нож для бумаг, вскрыл конверт и вынул четыре карточки – таких же ярких, но из плотного материала. Пустые с одной стороны, они содержали «S» на другой. Соммерс показал мне лист тонкой дорогой бумаги, исписанный аккуратным, мелким почерком.
