Она оставила нас. Мисс Белл опустила голову.
– Зачем она делает это? Тут столько детей…
– Если она сумасшедшая, ее это не волнует. – Я налил нам кофе. – Хм. Смотрите, кто идет.
На пороге появился рыжеусый мужчина. Поверх его красного костюма была накинута мохнатая шуба на русский манер, но самой яркой деталью облика был салатовый шейный платок. Отряхнув с могучих плеч снег и прошествовав к стойке, гость пророкотал:
– Улиток с корицей моей слонихе! Три штуки, вчера она прекрасно выступила!
Вокруг засуетилась обслуга. Я усмехнулся: лично Бенджамин Эстли, директор расположенного неподалеку Королевского цирка, мне знаком не был, но узнать его не составляло труда. Фотографии этого человека нередко украшали светские колонки. Эстли был спиритуалистом, а также большим любителем женщин и опасных развлечений вроде соколиной охоты и подледного плавания. Заметив, что на него смотрят, он оживился, поднял руку в приветствии и вдруг, переваливаясь, заспешил к нашему столу.
– Мисс Белл! Славная девочка, вы прелестны сегодня! – Приблизившись, он схватил руки Лоррейн, прижал к губам и звонко чмокнул. – Отдыхаете? Ох, как время летит, я и не подозревал, что вы так быстро выйдете замуж!
Замуж? Я подавился. Лоррейн невозмутимо улыбнулась в ответ.
– Здравствуйте, я тоже вам рада. Это не мой супруг, а просто… – секунду она колебалась, – знакомый, мы встретились случайно и вот, пьем кофе. Как дела на арене?
– О, чу́дно, хоть и сменилось опять полтруппы! Но новые гимнасты просто сокровище, а слониха очаровательна, почти как вы! – Обронив этот изысканный комплимент, он предложил: – Приходите на мартовское представление, мы готовим нечто грандиозное!
– Ваши булочки, мистер Эстли! – окликнули его у стойки.
– Бегу! – Он еще раз улыбнулся мисс Белл и, уже уходя, добавил: – Кстати, будь осторожнее со старыми вещами. Пташка Сью просила передать это тебе. Она недавно гадала, и чей-то дух сказал ей это.
Гадала? Еще одна спиритуалистка? Я усмехнулся, но Лоррейн нахмурилась.
– Спасибо. Буду. Что за дух?
Директор цирка только махнул рукой и выпятил нижнюю губу.
– Ты же знаешь. Какой-то важный тип с великой трагедией в прошлом. С другими покойниками Сью не водится.
Забрав угощение для слонихи, Эстли покинул кондитерскую. Лоррейн рассеянно смотрела ему вслед.
– Откуда вы его знаете?
– Так… – отозвалась она. – Помогла с расследованием, когда в цирке саботировались номера. Ему и Сьюки: она цыганка-медиум, довольно известная. Оба славные люди. Надеюсь, слониха не отравится булочками.
Я тоже на это надеялся: только мертвых животных нам и не хватало. Разбавив кофе сливками, я снова обратил взгляд на вход. С улицы только что зашли юная дама и седой мужчина, судя по тяжелой поступи и форме, – отставной военный. Оба рассматривали пирожные в витрине.
– Жарко, – по-французски протянула девушка и, вынув из ридикюля громадный шитый золотом веер, стала обмахиваться. Лоррейн скривилась.
– На этом веере бусин и рюшек больше, чем на нарядах наших шлюх. Безвкусица.
– Вас это задевает? – лениво поинтересовался я. – Тоже считаете, что в человеке все должно быть прекрасно?
– Мне кажется, у человека все должно быть удобным, – отозвалась мисс Белл, поправляя шпильку в волосах. – Это в прошлом можно было носить, что попало, лишь бы это украшали вышивка и банты. А если нахлобучить парик…
– Вы описываете Моцарта. – Я невольно рассмеялся. – Или любого среднестатистического мужчину того времени. Знаете, те, кто, как вы говорите, носили «удобное», считались в свете странными.
– Мне ли не знать, – сухо отозвалась Лоррейн, провожая глазами выходившую из кондитерской пару. – Моя подруга интересовалась старой модой. Она придумывала наряды для мольеровских, расиновских, шекспировских и прочих постановок нашей гимназии, и…
– Постойте, мисс Белл. – Я снова не сдержал улыбки. – Если память мне не изменяет, вы учились в женской гимназии, верно?
– Да. Мать надеялась, что хотя бы там я стану похожей на женщину. Так вот, Фелис…
– И кто играл мужских персонажей в ваших постановках?
Она в замешательстве уставилась на меня, потом, догадавшись, к чему я веду, покраснела и ответила:
– Девочки.
– И в романтических сценах? – Я взял пирожное и начал его осматривать.
Лоррейн, не сводя с меня глаз, шумно отпила из чашки. «Испорченный ты ублюдок», – читалось на ее лице.
– Мистер Нельсон… – выдохнула она наконец с видом бесконечного терпения. – Держите, пожалуйста, ваше паскудное воображение подальше от моей юности. Если вам интересно, я не играла в этих спектаклях, я помогала их ставить. И если вы еще раз…
– Я ничего не имел в виду. – Я все же надкусил корзиночку. – Просто любопытно.
Она скрестила у груди руки и уставилась на вход в помещение. Там появились еще посетители: две хихикающие девушки лет семнадцати. Они раскраснелись от мороза и выглядели хорошенькими, но все же не такими, как смущенная мисс Белл с этими выбившимися из прически прядями. Понимая, что мысли идут не туда, я потер лоб и полез за часами – узнать, сколько мы уже ведем бессмысленную слежку. Нащупав еще что-то в кармане, я вспомнил: шкатулка Розенбергера. Может, она понравится мисс Белл?
– К слову, я тут нашел вещицу. – Я поставил шкатулку на стол и нажал рычажок. – Ничего не напоминает?
Заиграла музыка. Ближние посетители с любопытством обернулись на нас.
– Бабушка, смотри! – прошептала какая-то девочка.
Мелодия звенела. Фигурки двигались, тщетно пытаясь встретиться. Девочка восторженно захлопала в ладоши, ее бабушка ахнула. Но, посмотрев украдкой на лицо мисс Белл, я неожиданно увидел, как оно бледнеет.
– Откуда… – Она отшатнулась так, словно увидела гадюку. Пальцы разжались. Чашка упала на пол. – Откуда… это… У вас?
Лоррейн вскочила и бросилась прочь из кондитерской. Ничего не понимая, я смотрел ей вслед, пока не вспомнил. По спине побежали мурашки; я торопливо захлопнул шкатулку.
«Будь осторожнее со старыми вещами». Не так ли сказала неизвестная цыганка?
Перемены в цветочном городе. Давно
– Это они?!
Волшебная маленькая шкатулка. Я глаз не могла отвести от узорчатых посеребренных стенок, от украшенной перламутром крышки, а особенно – от двух миниатюрных фигурок, удивительно проработанных и узнаваемых. Протянув руку, я легонько ткнула пальцем в того, кто был ниже ростом и держал скрипку. На его голове громоздился парик.
Я вздохнула. Мне никто, никогда не дарил такого. И дело не в дороговизне и не в том, что создать вещицу мог только виртуозный мастер, только на заказ. Дело было в смысле, который несла бесполезная, казалось бы, игрушка. Некоторые подарки говорят больше слов.
