В его глубоком пронзительном взгляде не было злобы, но это не делало происходящее менее страшным. Диким. Абсурдным. Незнакомец вытянул руку, полускрытую белой кружевной манжетой, и я спрятала лицо в ладонях.
– Сгинь. Сгинь. Сгинь! Я ничем тебе не помогу!
Обнимая колени, я качалась из стороны в сторону. Когда я посмотрела сквозь пальцы, комната была пуста, окно – наглухо закрыто. Совершенно без сил, я сделала затяжку и откинулась на засаленную, испачканную чьей-то кровью подушку. Я хотела назад, в свои кошмарные сны. Это было лучше, чем видеть кошмары наяву.
[Томас]
Сальваторе подцепил пинцетом бусину и кинул в плоскую миску с расплавленной сахарной глазурью. Бусина зашипела и растворилась. Токсиколог слил глазурь в колбу и профильтровывал, потом нагрел и добавил какие-то «проявляющие» реактивы. Когда он получил белый осадок и начал растворять его в серной кислоте, я перестал следить за манипуляциями и мрачно опустил подбородок на руки.
Я все еще клял себя. Я должен был быть внимательнее; при мысли, что, если бы не толстая сестра Нельсона, мы до сих пор не догадались бы о веерах, вскипала злость. Как реактивы над этой спиртовкой, с одной разницей: образуемый осадок был черным.
– Томас, почему вы не идете домой? Или хотя бы работать?
Я вздохнул и снова посмотрел на токсиколога. Он только что отправил в колбу с раствором кристаллик какого-то вещества, и вокруг этого кристаллика образовывались сине-фиолетовые разводы.
– Потрясающе. Гениально! Удивительный яд. – Артур разве что не подпрыгнул.
Проигнорировав непонятные мне восторги, я фыркнул и признался:
– Боюсь, зарублю кого-нибудь. – Какое-то время я молчал, потом все же уточнил: – Что за дрянь вы положили последней?
– Двухромовокислый калий, – ответил он все с той же рассеянной улыбкой свихнувшегося гения. – Если это о чем-то вам скажет.
Он начал записывать в отчетные бумаги данные; волосы постоянно падали на лоб, и Артур нетерпеливо убирал их. Я покачал головой.
– Ни о чем мне это не говорит. Я не понимаю ни в сыске, ни в криминалистике, ни в дружбе, ни в любви. Вот так.
Токсиколог удивленно вскинулся.
– Еще даже не пили, а уже в меланхолии? На вас не похоже.
Я пожал плечами и поднялся, пересек лабораторию.
– Ладно, Артур. Вы правы. Мне давно пора, а вам явно надо отдохнуть, и так второй день на меня тратите. Начальник дивизиона пришлет утром человека, забрать отчеты, когда вы их допишете. Высыпайтесь, спасибо большое.
Я потянулся за плащом, но Сальваторе удержал меня, подойдя и опустив на плечо руку.
– Я заканчиваю. Уберу – и можем отправиться куда-нибудь.
Предложение было заманчивым: сейчас мне пригодилась бы компания.
– Вы говорили, что не пьете, – все же напомнил я.
– Не пью, – задув под спиртовкой огонь, отозвался он. – Только выпиваю.
Я невольно рассмеялся. Он быстро запечатал образцы, сложил реактивы в коробки и убрал аппарат перегонки. Через десять минут мы вышли на улицу, под падающий снег. Токсиколог не говорил со мной, но от его присутствия становилось спокойнее. Наконец я сам решился подать голос:
– Мисс Белл ушла так поспешно… знаете?
– Нельсон говорил. Не удивлюсь, если из-за него.
– Скажите, Артур. – Поколебавшись, я все же задал вопрос: – Они сожители?
– А что вам за дело? – Токсиколог посмотрел на меня, выразительно подняв брови.
– Просто так.
Артур неожиданно фыркнул.
– Знаете, единственный мужчина, который задавал мне вопросы о Лоррейн просто так, был ее дед. Он спрашивал, как заживает ее нога.
– Поверьте, я тоже не ставлю далеко идущих целей. – Я глубже сунул в карманы руки, поднял глаза к небу и вздохнул. – Не до того.
– Не сокрушайтесь. Даже вам эта девушка была бы не по зубам.
– А Нельсону – по зубам?
– Нельсон никогда не показывает своих зубов без нужды. Поэтому да.
У меня было иное мнение об этом пижоне, но я снова промолчал. В чем-то Артур был прав: познакомься я с Лоррейн ближе – наверняка бы зарезал ее во время первой же ссоры, или она меня. Ее легкость и вежливость были такими же обманными, как у Нельсона. И… как у таинственного господина Моцарта, о котором я старался не думать. Интересно, он уже знает, что его невеста прислала еще письмо? И знает, что «таинственная вещь», возможно, все-таки у Сальваторе? Семейные предания.
– Тетрадь, которую отдала мисс Белл… Как думаете, не связана с нашим делом?
Артур посмотрел на меня с удивлением.
– С Леди? Не знаю. Может, это вообще подделка, хотя, раз ею заинтересовался такой музыковед, как Кавелли, маловероятно. Так или иначе, сделаю перевод, а там…
– Артур, а не боитесь? – подколол я.
– Чего? – глухо рассмеялся он. – Что злобный призрак схватит меня? Томас, я материалист. Признаюсь, мне интересно было бы узнать подоплеку истории о Моцарте, если, конечно, там что-то об этом есть. Но это из общечеловеческих соображений.
– Общечеловеческих?
Артур кивнул.
– На улице конец XIX века. Мы прошли столько революций и войн, с пеной у рта вопим о просвещении и гуманизме. Мы образованы, кичимся тем, что знаем о справедливости все. Мы перестали сжигать ведьм. И некоторые верят, что один человек отравил другого из зависти, на том лишь основании, что об этом написал какой-то русский и пара газетчиков. Не глупость ли?
– Глупость.
– И к чему это привело? Та женщина…
Моему спасителю тоже не понравилась шутка про яд… Поколебавшись немного, я продолжил за Артура:
– Она верит. Возможно, свихнулась на этом.
Он кивнул. Споткнулся, я поддержал его за локоть и перевел тему:
– А корабль? В письме она говорила, что спрятала корабль. Шутила?
Сальваторе нахмурился. Его лицо побледнело еще немного, но это я списал на холодную погоду и общую усталость. Увидев подсвеченную вывеску, я указал на нее.
– Пойдемте, Артур? Промочим горло.
В помещении оказалось людно, несмотря на позднее время. Мы заказали себе эля и прошли за крайний стол, где никого не было. Буквально едва мы сели, ко мне подошел толстобрюхий хозяин заведения, протирающий на ходу большой жестяной поднос.
– Сэр, вас к телефону.
– В вашем заведении есть телефон? – удивился я.
– Конечно! – Он оскорбленно махнул тряпкой. – Нужная же вещица. Мне сказали позвать рыжего джентльмена в меховом плаще, а больше тут рыжих нет. Подойдете?
Я последовал за ним в напоминающий чулан закуток. Поднеся к уху сальную захватанную трубку, я услышал знакомый, надоевший до тошноты голос:
