– А я и не боюсь.
– Вот и правильно. Ты ведь уже большой.
– Да.
– Ну что, пошли на кухню? – предложил Стас.
Когда они шли по коридору, Стас все время смотрел в затылок мальчика. Внимательно прислушался к себе. Ровным счетом никаких чувств: ни жалости, ни сожаления по поводу того, что должно было произойти. Напротив, он чувствовал себя всесильным и непобедимым. В лице мальчика он отомстит всем, кто не желал признавать его превосходства. А затем уйдет незамеченным и безнаказанным. Куда этому Шамову до него!
Когда они прошли на кухню, Стас раскрыл дипломат…
– Ой, а это что?
– Где? – удивленно спросил мальчуган и обернулся.
В это время Кулигин выдернул из дипломата топор…
Ощущения, что испытывал Стас, были неописуемы. Сам бы он вряд ли смог найти для его описания подходящие слова.
«Вот вам! Вот. Вот», – восторженно стучало в мозгу. Нанося один за другим удары, он упивался своим всесилием и могуществом. Никакого чувства вины. Лишь прилив жизненных сил. В то же время какая-то часть его мозга следила за тем, чтобы кровь мальчика не попала на его одежду. Все же несколько капель с топора брызнули на его рубашку. Это отрезвило. Стас Кулигин перестал рубить уже бездыханное тело и присел на стул. Достал носовой платок и стер капельки крови с рукава рубашки. Но все равно пятна были заметны. Тогда он закатал рукава, после чего вымыл топор под краном и положил его в дипломат. Затем достал баночку с краской, подошел, стараясь не ступить в лужу крови, к тому, что осталось от мальчика, наклонился и, макнув палец в баночку, написал на лбу жертвы цифру «3». После чего вымыл руки, вышел в прихожую, подошел к зеркалу и придирчиво осмотрел себя с ног до головы. Убедившись, что лицо, руки и одежда в порядке, подошел к входной двери, прислушался и, не услышав никакого шума в подъезде, вышел из квартиры.
Когда он спускался к входной двери в подъезд, ему никто не встретился. Никого не было и около подъезда, когда он вышел. Акцию под номером три можно было считать выполненной вполне успешно…
* * *
На место происшествия к восьмиэтажному кирпичному дому по улице Балтийской Кулигин пришел ближе к вечеру. Угловой подъезд был оцеплен, подле него стоял наряд полиции. За ограждением, как это нередко бывает, топталась толпа зевак и негромко обсуждали случившееся.
Люди говорили разное…
– Квартиру, что ли, какую ограбили?
– Ага, на четвертом этаже.
– Нет, там убили кого-то.
– Кого?
– Мальчишку, говорят, семилетнего.
– Да вы что?!
– Ага. Топором изрубили.
– Ужас-то какой! За что же его так?
– За что… Сейчас и запросто так убить могут.
– Прямо в голове не укладывается…
– Маньяк, наверное. Их сейчас развелось как собак нерезаных…
– А вы откуда знаете про убийство?
– Знаю! Я живу в этом доме. Вышла за хлебом, а обратно попасть не могу. Пока не пускают.
– История повторяется… – раздалось совсем близко от Стаса. Он повернул голову и увидел пожилого человека в старомодной шляпе.
– Что вы хотите этим сказать? – обернулась к нему женщина, которая только что упомянула, что живет «в этом доме».
– А то, что в шестидесятых годах в этом же доме и тоже на четвертом этаже мальчишку топором изрубили, – ответил пожилой человек в шляпе.
– Насмерть?
– Топором-то… Конечно, насмерть!
– Я тоже что-то такое припоминаю, – отозвалась подошедшая пару минут назад тетка годов за шестьдесят с двумя полными пакетами в руках. – Я тогда девчонкой была. Так мой одноклассник Володька Теплов, он в этом доме тогда жил на втором этаже, говорил мне, что убийца тот и в его квартиру заходил. Спросил у него тогда, кто дома. Володька сказал, мол, все дома. Тот проверил газовую плиту и ушел. Он еще представлялся… как же это, – женщина запнулась, – ну как его… служба еще такая есть…
– Мосгаз, – подсказал пожилой человек в старомодной шляпе.
– Точно, Мосгаз! – неизвестно чему обрадовалась тетка…
Подъехал синий микроавтобус с мигалкой и красной полосой на боку. На кузове было написано:
«СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»
– Начальство подъехало, – сказал кто-то из зевак.
Из машины вышли плотный мужчина среднего роста годов за сорок с небольшим и высокий парень студенческого возраста. Они прошли к сержанту, что стоял у раскрытой двери углового подъезда, и показали удостоверения. После чего вошли в подъезд.
Стас Кулигин скорее предположил, нежели утвердился в догадке, что невысокого роста плотный мужчина, предъявивший удостоверение, и есть тот самый майор Шамов.
Предположение следовало проверить.
Когда мужчина и парень скрылись в подъезде, Стас уверенной походкой подошел к полицейскому сержанту, стоящему у раскрытой двери углового подъезда.
– Куда? – преградил ему дорогу сержант.
– А что, нельзя? – спросил Стас.
– Нельзя.
– Но мне нужно к подполковнику Колокольцеву, – назвал первую попавшую на ум фамилию Стас.
– Нет здесь никакого подполковника Колокольцева, – ответил сержант.
– Ну как нет?
– Так, – отрезал полицейский.
– А кто же тогда только что вошел в этот подъезд? – изобразил на лице неподдельное удивление Стас. – Я же только что своими глазами видел…
– Очки надо носить, – грубовато заметил Стасу сержант, перебив его. – Это майор Шамов, а никакой не Колокольцев.
– А-а, – озадаченно протянул Стас и отошел от сержанта.
Вернувшись к зевакам, Кулигин стал дожидаться появления майора. Ожидание несколько затянулось – часа через полтора вышел Шамов, уверенным шагом пересек двор, затем вдруг приостановился на минуту, что-то сказал следовавшему за ним парню и открыл дверцу микроавтобуса. Машина немедленно отъехала.
В течение нескольких последующих дней Стас занимал удобную для обозрения позицию недалеко от Следственного управления и терпеливо дожидался выхода Шамова из здания. После чего следовал за ним, если, конечно, Шамов не пользовался машиной.
Служебную машину старший следователь-криминалист Сергей Иванович Шамов брал лишь в тех случаях, когда было нужно подъехать к месту преступления или в какой-либо из районных отделов. А так он уже лет пять предпочитал ездить на метро. Вот и к этому алкашу Шамов отправился по своему обыкновению на метро. Майор не был шпионом, в преступниках тоже не числился и, конечно, не подозревал, что за ним кто-то будет вести наблюдение, поэтому никогда не проверялся. К тому же Стас был крайне осторожен: держался всегда на значительном расстоянии, частенько следовал по другой стороне улицы. Если он даст повод себя обнаружить, так полиция от него не отцепится, а это равносильно «чистосердечному признанию».
