Мои плечи поникли под весом ее слов. Я знал, что она был права. Я знал, мне надо было слушать, что говорит Стефани об Элли, и последний терапевт Айжи, и школьный советник. Я знал, что как отец я провалил еще одну задачу. Но еще я знал, что я сделаю все, но не потеряю Айжу.
Глава двенадцатая
Джубили
Я никогда раньше не надевала мужскую одежду. Оказалось, в ней чувствуешь себя очень уютно. Мне понравилось, что толстовка Эрика не пахла как свежевыстиранная. У нее был какой-то лесной запах – что-то сладкое и хвойное одновременно. Думаю, так пахло и от него самого.
Я запаниковала, когда доктор сказал, что не отпустит меня домой, если обо мне некому будет позаботиться. Если бы мне пришлось остаться в той больнице, в той странной палате, в которую то и дело заходят какие-то люди, хоть на секунду дольше, клянусь, я бы умерла. А тот серьезный мужчина из библиотеки – Эрик Киган – заглянул вовремя, и все завертелось само собой.
Меня удивило, как легко он на это пошел. Казалось бы, все в нем натянуто, как струна: осанка, плечи, даже его взгляд, то, как напряжены его губы, похожие на знак равенства. Но вот он расслабился, а потом удивил меня тем, что предложил подбросить меня до дома. А сейчас я сидела рядом с ним, на пассажирском сиденье его машины, и он снова обратился в камень, весь, до кончиков пальцев, вцепившихся в руль, – Атлант, держащий всю тяжесть этого мира на своих плечах.
Впрочем, его сын чуть не погиб. Чуть. И хоть я и говорила Эрику, что меня особо не за что благодарить, я рассчитывала, что он все же чуть оттает, будет благодарным, а не останется таким же равнодушным. Может, он просто придурок, как и говорила Луиза. Но при этом он был таким тактичным. Не закидывал меня вопросами о том, как я оказалась в больнице или что у меня с лицом, когда врач ушел из палаты. Он принес мне свою одежду, что лежала у него в машине на всякий случай – толстовку с логотипом университета и треники. Моя одежда так перепачкалась и вымокла, что ее пришлось выбросить. И он даже слышать не хотел, чтобы я поменялась местами с Айжей, как он представил своего сына.
Да какая разница. Неважно, кем мне приходился этот парень, сейчас важно то, что он наконец везет меня домой. После бешеной круговерти событий последних суток, после того, как я не сомкнула глаз всю ночь, проведенную на больничной койке, все, о чем я могла думать, – как я закрою дверь своего дома. И буду одна. И в безопасности.
По дороге я несколько раз нарушала тяжело повисшую тишину, односложно говоря, куда ехать: тут направо, налево. А когда мы уже подъезжали к дому, я изо всех сил старалась не выпрыгнуть из машины еще до того, как она полностью остановилась, заскочить внутрь и с таким приятным щелчком закрыть замок.
Но я знала, это было бы невежливо.
– Спасибо, что подвез. – Я открыла дверь машины, каждое слово давалось мне с трудом, они еле выходили из моего пересохшего горла.
Он поставил машину на ручной тормоз и повернул ключ зажигания, выключая его.
– Я возьму твой велосипед. – Он открыл свою дверь.
Я уже было возразила, но когда встала, меня так накрыло усталостью, что поднять велосипед показалось невыполнимой задачей. К тому же тренировочные штаны, которые он мне дал, вот-вот могли свалиться с меня, хоть я и затянула завязки на них до предела. Я перекинула сумку через плечо и на всякий случай вцепилась в штаны.
– Куда его поставить? – Он говорил откуда-то из багажника.
– Можно просто у ворот. – Я махнула свободной рукой в сторону заборчика.
Он не повез его, как это сделала бы я, а просто взял одной рукой за раму и понес туда, куда я показала, пока я шла к крыльцу. Добравшись до двери, я обернулась, чтобы быстренько ему помахать, но оказалось, что он стоял прямо за мной. Он вынул руку из кармана и почесал затылок, в его взгляде читалась та же неловкость, которую чувствовала я. Я смотрела на него, а рука уже была на дверной ручке, всю меня так и тянуло попасть внутрь.
Он кивнул, будто подтверждая некое соглашение.
– Ну… С тобой же все будет в порядке? – Он обернулся к Айже. – Может, нам нужно заходить иногда… доктор же сказал…
– Все хорошо. – Я паниковала при мысли о том, что он – или кто-то еще – окажется у меня дома. – Все будет хорошо. Впрочем, спасибо. Спасибо за… за все.
– Нет, боже. Это тебе спасибо. – Он сунул руку в задний карман и достал кошелек. У меня глаза на лоб полезли. Он собирался дать мне денег? Вроде как заплатить за спасение своего сына? Или – и вот это более вероятно, если учесть мое отражение в больничном зеркале – я так бедно выгляжу?
Он развернул кожаное портмоне и что-то вытащил, а потом протянул мне. Напряжение в плечах пропало, когда я поняла, что это всего-навсего визитка.
– Вот мой номер. Возьми, пожалуйста. На всякий случай.
Сняв руку с дверной ручки, я аккуратно взялась за краешек карточки, избегая его пальцев. Мои перчатки, все еще мокрые после всего случившегося, лежали на дне сумки.
– О’кей. – Я бросила визитку в сумку и неуклюже вытащила из нее ключи одной рукой – вторая все еще держала штаны. – Ну, эммм, пока. – Я чуть помахала рукой с ключами и, не дожидаясь ответа, отвернулась к двери.
– Эй, подожди.
Я остановилась, готовая закричать от досады или отчаяния, не уверена даже, от чего больше, и повернула голову в его сторону.
– Что?
– Я знаю, что это все сумбурно, но все же. Ты же говорила, что «Девственницы-самоубийцы» – твоя любимая книга?
Помолчав какое-то время, я ответила:
– Одна из них.
– Но почему? Что в ней такого хорошего?
Я сузила глаза, этот вопрос, взявшийся вдруг ниоткуда, напомнил мне о его странном выборе книг в библиотеке.
– Я не знаю. – Я не хотела продолжать беседу. Но ответ я знала. Я точно помнила, что чувствовала, когда погрузилась в жизнь сестер Лисбон. Будто бы мы с ними поняли бы друг друга.
– Но ты знаешь. Ты должна знать. Раз она тебе нравится.
Я так хотела, чтобы он прочел язык моего тела, которое так и кричало: «Пусти меня в дом!» Но он просто ждет ответа. Глубокий вдох. Пауза. Я изучала его лицо. Интересный. Так его назвала Луиза. И он такой и был, его черты притягивали внимание. Его хотелось разглядывать. Хорошее телосложение. Это то, что сказала бы мама. Мне всегда это казалось забавным, потому что, если вы хоть раз видели человеческий череп, скелет, вы поняли бы, что все устроены примерно одинаково. Вот только я почему-то не могла оторваться от его глаз. Они были зеленые, словно кто-то уронил две оливки на его лицо и отполировал их до блеска. Они смотрели серьезно, да, но еще в них была и доброта. Они – сплошное противопоставление, как и сам Эрик. Я поняла вдруг, что он все еще ждал ответа. И что он не уйдет, пока я его не дам. Я кашлянула.
– Они просто такие живые. Я читала ее подростком, и в ней было… Я не знаю… Все. Одиночество. То, как мы идеализируем жизни других. Желание быть понятой. Быть замеченной.
