Мы одновременно вышли из машины, и он пошел к багажнику достать велосипед.
– Конечно, есть. И, думаю, у меня у самой был экземпляр. Я поищу вечером.
– В этих огромных стопках? – Он кивнул в сторону моего дома. – Ты и вправду собираешься их двигать? Они же погребут тебя заживо.
– Ха-ха-ха. Очень смешно.
– Я серьезно, – говорил он через плечо, везя велосипед к калитке. – Эти горы могут обрушиться в любую минуту. – Он подошел ко мне. – Если завтра ты не придешь на работу, я вызову поисковый отряд.
Я улыбнулась ему, волнуясь, что между нами всего несколько сантиметров, и у меня очень противоречивые чувства по этому поводу: это расстояние одновременно и слишком большое и слишком близкое.
– Спасибо, что подвез, – сказала я и пошла к крыльцу. Живот снова сжался, и я положила на него ладонь, чтобы успокоить. А потом я напомнила самой себе, вставляя ключ в замок, что точно так же я себя чувствовала, когда Донован приблизился ко мне, чтобы поцеловать, много лет назад.
Как раз перед тем, как я едва не умерла.
Глава семнадцатая
Эрик
Наши поездки до дома Джубили теперь изменились, ведь с нами был Айжа. И я понял, почему дети не дружат тройками – один из них всегда оказывается лишним. И в машине лишним был я. Когда Айжа не смотрел в планшет, он болтал с Джубили. Постоянно. О всяких странных вещах, о которых я никогда не слышал, я даже не знал, существуют ли они на самом деле, например, про анатидафобию – навязчивый страх того, что куда бы ты ни отправился, за тобой будет следить утка. Айжа так над этим смеялся, что у него заболел живот. Они говорили так много, в тот момент, когда наше с ней общение свелось к приветствию, коротким вопросам и тому, что она говорила «до завтра» каждый раз, когда я доставал ее велосипед и спрашивал, увидимся ли мы завтра.
Так что не было ни малейшего смысла в том, что я не мог дождаться вечера. В том, что чем ближе я подходил к библиотеке, тем легче мне становилось. В том, что я хотел быть рядом с ней, даже если она говорила об утках.
Пятница ничем не отличалась. Всю поездку они обсуждали разные изобретения, хотя скорее это был обмен фактами, а не полноценная беседа.
– Дамочка, которая изобрела печенье с шоколадной крошкой, продала рецепт компании «Нестле» за один доллар.
– Пленку с пупырышками изобрели случайно. Вообще-то они хотели сделать объемные обои.
– Человек, придумавший «Фендер Стратокастер», даже не умел играть на гитаре.
Будто бы в их мозгах была отдельная полка, куда они складывают бесполезные факты, как те люди, что носят с собой использованные салфетки, на случай, если они еще раз понадобятся.
Когда мы доехали до дома Джубили, до меня дошло, что я не увижу ее до понедельника, и все сжалось от этой мысли. Она потянулась к дверной ручке.
– Я дочитал «Долорес Клейборн», – выпалил я. И это была неправда, я только до середины дошел.
Рука замерла.
– И что думаешь?
– Не хотел бы я быть тем, кто ее взбесит.
Она засмеялась.
– Ты не хочешь… – У меня губы пересохли, и я быстро облизнул нижнюю. – Я знаю, что сейчас выходные, но, может, мы могли бы… Не знаю… Встретиться. Обсудить книгу.
Она всматривалась в темные окна своего дома, будто бы ответ кто-то написал пальцем на стекле.
– Хм, да, можно.
– Отлично. Можно завтра зайти? Я не… у меня выходной.
– Да, хорошо.
– Прекрасно. Я придумаю что-нибудь с едой. Это свидание.
– Хорошо. – И она вышла из машины. Это уже стало рутиной: я выходил, вытаскивал ее велосипед, прислонял его к калитке, а потом смотрел, чтобы она спокойно дошла до дома, а потом уже я садился в машину и уезжал.
– Ты только что пригласил ее на свидание? – пискнул Айжа с заднего сиденья.
– Нет, нет, конечно же нет. Она просто помогает мне кое с чем.
– А. – И он тут же вернулся к игре.
Как только мы приехали к Джубили в субботу, Айжа тут же устроился в кресле, вставил наушники и начал тыкать в экран, оставив нас с Джубили в неловкой тишине. Впервые я был благодарен этому идиотскому устройству за возможность поговорить наедине.
– Хочешь чая? Кофе?
– Да, кофе, если можно, – попросил я, хотя уже выпил две чашки с утра и больше мне пить не стоило. Но я явно приближался к тому, чтобы признать поражение в своем плане по снижению количества выпиваемого кофе. Я стянул шерстяную шапку свободной рукой. В другой руке у меня был бумажный пакет с сэндвичами. Я уже хотел отдать их ей, но она развернулась и вышла из комнаты. Я смотрел ей вслед и думал, надо ли мне просто сесть и ждать, когда услышал:
– Проходи сюда.
Я пошел на голос и оказался на кухне в стиле восьмидесятых, с пожелтевшими обоями, на которых были нарисованы вишенки. Джубили стояла у окна, спиной ко мне. Я старался не думать о том, как солнце добавляло медную рыжину в ее волосы, пробиваясь в окна. И о том, как локон лежал на ее спине, доходя практически до талии. О том, как она перенесла весь вес на одну ногу, и теперь ее бедро приятно округлилось, подчеркивая…
– Какой ты любишь? – спросила она через плечо.
Я кашлянул.
– Эм. Просто черный.
Она повернулась с кружкой в руках и жестом пригласила меня сесть за маленький столик. Я поставил пакет перед собой, а она поставила рядом кружку. Я посмотрел на ее перчатки, будто бы на них смотреть безопаснее всего. Ради всего святого, почему она всегда была в них?
– Итак. – Она села на стул напротив меня. – «Долорес Клейборн».
– «Долорес Клейборн», – вторил я. Столик совсем маленький – круг меньше метра в диаметре. Думаю, что такие модели называются «столик для влюбленных» по понятным причинам. Потому что ты сидишь совсем близко к другому человеку. Так близко, что всего несколько сантиметров – и вы будете касаться друг друга.
– Что твоя дочь думает о книге?
– Я не знаю. Она написала о ней всего пару строк.
– Дай угадаю: о том, что иногда женщине просто необходимо быть стервой, просто нет другого выбора.
– Нет. – Я полез в задний карман за блокнотом, который я свернул и туда сунул, и нашел нужную запись. – «Я поняла и кое-что еще: один поцелуй ничего не значит. Поцеловать может кто угодно».
– Хм. – Джубили откинулась на спинку стула.
– Да, я тоже так отреагировал. Как думаешь, она уже целовалась? С мальчиками?
– Ей все же четырнадцать.
– Всего четырнадцать. Разве ты уже целовалась в четырнадцать лет?
– Нет, – тихо произнесла она, смотря на крышку стола. Она так отчаянно покраснела, что я тут же пожалел о том, что задал вопрос.
