– Проходи, – пробормотала я, закрывая за ней дверь. Я прохожу за ней в гостиную и, не желая натягивать перчатки, устраиваюсь как можно дальше от нее, на кресле, пока она садится на диван.
– Давай, колись.
Что я и делаю. Я рассказываю об Эрике, о майонезе на моих губах, о почти поцелуе, о том, как закричал Айжа, и…
– Стоп-стоп-стоп. – Она вытянула руку. – Он собирался тебя поцеловать? И ты собиралась ему это позволить?!
– Это не… это все не имеет смысла…
– Скорее в этом и есть весь смысл! Ты в него влюбилась?
– Что? Нет! Почему ты вообще так… Это просто нелепо!
Она прищурилась, и я точно знаю, что она мне не поверила.
– Ладно, я думаю, что он… – а что я думаю об Эрике? Что он иногда тихий и честный, а потом вдруг, когда совсем этого не ждешь, он удивительно веселый. Он умный и логичный до ужаса. А еще заботливый, очаровательно заботливый, особенно когда это касается его детей. Мне просто нравится быть с ним рядом. Может, даже больше, чем я себе смею признаться. – Я думаю, что он… уютный, – выпалила я наконец.
– Уютный?! – вскричала Мэдисон. – Он что, костюм, подогнанный по фигуре? Кладовка, в которой порядок навели? Тебе что, одиннадцать?
Она рассмеялась.
– Прекрати. – Хотя я и сама не могла сдержать смешок. – Хорошо, он мне нравится. Я не знаю, мне с ним… теплее.
– Боже, мы повысили его до пальто. Или до печки.
До солнца, как подумалось мне. Но я не хотела больше давать Мэдисон поводов для насмешек.
– Ты можешь хоть минуту быть серьезной?
– Да-да, прости. – Она провела рукой перед лицом, словно мим, изменив гримасу. – Теперь я серьезная. – Но потом она буркнула «уютный» себе под нос и откинулась на диван с хохотом.
– Мэдисон!
– Джуб! Прости. Это просто… ладно, я серьезная. – Она похихикала еще несколько мгновений, а потом снова попыталась собраться. – Почему ты просто не сказала ему о том, что с тобой?
– Ну да, это же так просто – взять и рассказать человеку такое.
– Но я думаю, что это важно – тогда он не сотрет с твоего лица майонез и не отправит тебя этим случайно в больницу.
– Ты перегибаешь.
– Ты не знаешь наверняка. Ты сама говорила, что никогда неизвестно, как отреагирует тело. – Она сосредоточенно на меня посмотрела. – Правда, почему ты ему не сказала?
– Да не знаю я. – Все мое внимание было обращено на заусенец, который цеплялся за перчатки. – Наверное, боялась, что он подумает, я какой-то уродец или около того. И не захочет быть рядом.
– Это бред. Кто же не захочет быть рядом с тобой? Ты же самый веселый человек на свете. Особенно когда таблеток примешь.
– Ха-ха-ха.
– Впрочем, я серьезно. Если он тебе нравится, если ты хочешь его поцеловать, ты не думала о том, что стоит попробовать то лечение, о котором говорила доктор? Может, ты сможешь…
– Нет, – отрезала я. – Это стрельба из пушки по воробьям. Даже если получится выделить белок – при условии, что их теория вообще верна, – нет никаких гарантий, что это сработает. И чтобы это понять, уйдут месяцы, если не годы. В любом случае это не важно. Если учесть, как я вчера себя повела, не думаю, что теперь скоро увижу Эрика.
– Да, но…
– Мэдисон, нет, – уже жестче выпалила я.
Через несколько минут тишины она встала.
– Пошли. Одевайся. – Она замахала на меня руками. – У нас приключение, потому что я отдала всех детей Доновану, хотя сейчас даже не его очередь с ними сидеть, и мне пришлось слушать его ор целых двадцать минут.
Я закинула голову назад.
– Уф-ф. Мне правда не хочется. Ты можешь хотя бы сказать, что это?
– Кино.
– Кино? Сомнительное приключение какое-то.
– Но это так! Это фильм в 3D! С динозаврами. Когда ты последний раз была в кино, 3D уже существовало?
Я гневно на нее смотрю.
– Ой, а еще же вкусняшки! Когда ты последний раз ела попкорн в кино? Минимум девять лет назад, а это совершенно неприемлемо!
Я вздохнула.
– Ты ведь не отстанешь, пока мы не пойдем, да?
– Нет. За это меня и любят.
Днем в понедельник Луиза чуть заметно начала паниковать.
– Мой пасынок на безглютеновой диете, внучка терпеть не может овощи, дочь, кажется, стала вегетарианкой. И что мне прикажете готовить на День благодарения? Воздух?
Она стучала по клавиатуре в поисках разных рецептов и что-то бормоча себе под нос. Я периодически поддакивала, но на самом деле не особо ее слушала. Айжа сегодня не пришел. В половине пятого я сказала себе, что его автобус опаздывает. В половине шестого я решила, что он заболел и остался дома. Сейчас уже почти семь, и я вынуждена принять реальность: я сказала Эрику и Айже уйти, и они ушли. И не возвращаются. Я знаю, что это к лучшему, что я именно этого и хотела, но тем не менее.
– Ну класс, кошачьи сестры пришли, – вполголоса произнесла Луиза, а когда я подняла голову, она была уже на полпути в комнату отдыха. Я повернулась к двери. К стойке шли две самые крупные женщины из всех, мной виденных, и по росту, и в обхвате. Глаза мои округлились, но не только от удивления, а и для того, чтобы увидеть их целиком. А когда до них осталось шагов пять, до меня дошло. Чудовищая вонь сточных вод и аммиака. Я закрыла рот, чтобы хотя бы на вкус это не чувствовать.
Одна из женщин грохнула на стойку передо мной стопку книг, и облако шерсти взлетело с них и упало на стол. Кошачья шерсть. Кошачьи сестры. Смысл прозвища стал ясен.
– Ты новенькая? – спросила одна настолько низким голосом, что я подумала, не ошиблась ли я с полом. Если не считать нескольких волосков на подбородке одной из фигур, как у вышибал, они явно были женщинами. Пока я их разглядывала, заметила, что их верхняя одежда – коричневая куртка на одной и огромный свитер на другой – покрыты кошачьей шерстью.
– Да. – Я пыталась не дышать.
– Наши книги пришли? – спросила вторая, у нее голос такой же грубый, как и у сестры.
– Эм, это какие?
– Про крылатых драконов. Мы их специально у Линг-Линг заказали.
Я смотрела на нее, не понимая.
– Ну у той азиаточки.
Я обмерла от того, как грубо называть девушку с востока «азиаточкой», а потом поняла, что они так называют Шайну, как за спиной, так и в лицо, и осознала, что им все равно. Я откатилась на стуле чуть назад, радуясь тому, что между нами появилось пространство.
– Я пойду проверю.
Ухмылка одной сестры отразилась и на лице ее сестры, будто бы они – один мрачный разум.
Когда я вошла в комнату отдыха, Луиза стояла над коробкой с выпечкой, оставшейся с утра. Она уже было поднесла к губам черничный маффин. Но так и замерла с открытым ртом, увидев меня.
