– Так вы работали вместе?
– Да. В разных отделах, но мы всегда вот так друг друга выручали.
– Всегда хотел увидеть штат мятлика, – ответил он. – Может, возьму жену, покатаемся там на лошадях.
При этих воспоминаниях на лице Эрика появилась полуулыбка.
– «Билбрун» заказал самолет. Я даже не знал, взял ли он Кейт, пока… пока мне не позвонили и не сказали, что самолет рухнул по пути туда. Двигатель отказал или что-то такое.
– О, боже, – чуть слышно сказала я.
Я хотела добавить еще что-то, но крик, столь первобытный, столь пронзительный, рассек воздух и лишил меня дара речи. Айжа вдруг оказался на кухне, он вопил, словно баньши, маленькие ручки стиснуты в кулаки, глаза зажмурены, смуглое лицо становится красным. А потом звуки обернулись в слова:
– ТЫ УБИЛ ИХ! ТЫ УБИЛ ИХ! КАК ТЫ МОГ?
Слезы водопадом бежали по его лицу, и слова начали сливаться в одно, будто бы он устал произносить их, и силы осталось только на звуки.
– ТЫУБИЛИХТЫУБИЛИХТЫУБИЛИХТЫУБИЛИХ.
– Боже, Айжа, – еле услышала я вздох Эрика.
Он подался было к мальчику, но тот его увидел и пулей умчался к себе в комнату, захлопнув дверь с такой силой, что стены затряслись. Эрик пошел за ним, я услышала тихий стук и какие-то слова, но уже через минуту он вернулся, крепко сжал спинку стула обеими руками.
– Твою же мать, – протянул он.
– Он в порядке? – спросила я.
Эрик покачал головой:
– Я не знаю. Он не хочет со мной говорить. Не хочет открывать дверь.
– Хочешь, я попробую?
Он сжал губы в линию и ответил:
– Не нужно. Дай ему время остыть.
Он резко выпрямился, встал во весь рост.
– Мне нужно выпить.
Зайдя в гостиную, он взял бутылку виски со стола и принес на кухню, где разделил остатки напитка на два небольших стаканчика.
– Ой, я не… я никогда не…
– Никогда не пила скотч?
– Вообще никогда не пила.
– А, так ты, скорее, по таблеткам?
Я замотала головой.
– Это была необходимость!
Мы оба улыбнулись, и напряжение чуть спало.
Он открыл морозильник, достал несколько кубиков льда, положил в стакан и протянул его мне.
– Сначала пусть лед чуть растает, а потом пробуй.
Я беру стакан и все равно подношу его к губам. Ну не может же это оказаться так плохо. Глоток. Плохо. Это очень плохо. Я зафыркала и начала плеваться. Те капли жидкости, что все же попали в горло, обжигают, будто мне в глотку плеснули бензина, а потом туда же кинули горящую спичку.
Он покачал головой и пробурчал:
– Вот упертая.
Но тут же он налил и протянул мне стакан воды, который я с благодарностью приняла. Когда я пришла в себя, он сел по другую сторону кухонного стола. Так мы и наслаждались своими напитками. Я все же предпочла воду.
– Э-э-э-э-э-эх. – Он издал звук, похожий и на стон, и на вздох. – Да я просто ударник родительского труда в этом году.
Я смотрела на него и просто не могла сдержаться. Я начала смеяться.
– Что?
– Ударник труда?
– Ну да, это значит…
– Я знаю, что это значит. Но сейчас же вроде не пятидесятые. Да и ты не такой старый.
Уголки его губ поползли вверх, и я обрадовалась этому.
– Ах, простите. Мне жаль, что мои идиомы недостаточно современные и модные для вас.
Я улыбнулась ему в ответ. Пока мы сидели в уютной тишине, я прокручивала в голове то, что рассказал мне Эрик. Сделала еще глоток воды, а потом решила спросить:
– Так вот как Айжа стал твоим сыном? Он сказал, что его усыновили после… но я точно не знала, что случилось.
Эрик вздохнул.
– Да. Стефани считала, что мы не должны этого делать. Усыновлять его. Это было причиной нашего последнего скандала. Во всяком случае, как женатой пары.
– Что? Почему? Как вообще можно не хотеть Айжу?
Он с минуту на меня смотрел, чуть ухмыльнулся и отпил еще виски.
– Она считала, что ему лучше будет с родственниками. В Англии. Но Динеш хотел не этого. А еще. – Он замолчал и выглянул в коридор, чтобы удостовериться, что Айжа там волшебным образом не появился. – Она волновалась из-за Элли. Как это на нее повлияет. Меня это тоже беспокоило, конечно же, но дети быстро привыкают к новому. Я думал даже, что для нее это будет полезно, что-то вроде урока на всю жизнь. Что мы должны быть рядом с теми, кого любим. Принимать их.
Он было пригладил рукой волосы, забыв о том, что на нем резиновые перчатки. Осознав это, он положил ладонь на стол.
– Стефани так и не согласилась. Сказала, что не может пройти через это. И не смогла.
– Ого.
Он осушил стакан.
– Таким образом, для нас это было начало конца, для меня и Стефани. Мы заполнили бумаги для развода вскоре после смерти Динеша и Кейт.
Я обхватила руками свой пустой стакан, обдумывая все, что рассказал Эрик.
Все, что он пережил. Сердце за него почему-то заболело так, как никогда не болело за меня саму. Я смотрела на него. Принимая его целиком, не только приятное телосложение и оливковые глаза, но и крошечные линии, очерченные у его рта; то, как торчат его волосы, будто он только что встал с кровати, и не важно, сколько раз он бы ни пытался их пригладить; незастегнутый ворот рубашки, открывающий хрупкую выемку ключицы; нелепые резиновые желтые перчатки, что все еще на нем.
И только тогда я заметила.
Одна из перчаток двигалась. Ко мне. По столу.
Я не дышала. Смотрела. Ждала.
Она остановилась в миллиметрах от моей ладони, все еще держащей стакан.
– Знаешь, а я ведь не могу. – Его голос охрип, это уже почти шепот.
– Не можешь что? – спросила, уверенная в том, что Земля перестала вращаться, а время остановилось.
– Устоять от соблазна коснуться твоих невероятно сексуальных рук.
Он бережно сжал мое запястье, убеждая меня выпустить стакан. Я смотрела, как его пальцы передвигаются по ладони, пока они не переплелись с моими, как корни старого дерева. Он вздохнул.
– Боже, я правда здорово напортачил с Айжей, да?
Так и есть, но ему не нужно было, чтобы я это подтверждала, так что я не ответила. Так мы и сидели, держась за руки за кухонным столом, как самая обычная пара в самый обычный вечер вторника или среды в нашей самой обычной квартире. Но это было не так. Было Рождество. Мой самый любимый праздник.
