— Эй, а как же я? — крикнула дочь Мюмлы (это, конечно, она выиграла приз под номером девятьсот девяносто девять).
— Малышка Мюмла, — серьёзно сказал Самодержец. — Тебе дозволяется чмокнуть нас в нос.
Дочь Мюмлы забралась Самодержцу на колени и поцеловала его в древний самодержавный нос, а народ тем временем поедал свои призы и ликовал.
Это был шикарный садовый праздник. Вечером по всему Парку Сюрпризов зажглись разноцветные фонари, начались танцы и весёлые потасовки. Самодержец раздавал всем воздушные шары и вскрывал огромные бочки с яблочным вином. Повсюду горели костры, подданные варили суп и жарили сосиски.
В толпе гостей я заметил большую мюмлу, которая, казалось, целиком состояла из округлостей. Я подошёл к ней, поклонился и сказал:
— Извините, вы, случайно, не Мюмла?
— Она самая! — ответила Мюмла и засмеялась. — Юмпель-вымпель, как же я объелась! А вам, бедняжке, не повезло — такие чудны́е призы достались!
— Чудны́е! — воскликнул я. — Что может быть лучше бессмысленных наград мечтателя? Можно ли удостоиться более высокой чести? — И вежливо добавил: — Хотя главный приз, разумеется, достался вашей дочери.
— Гордость семьи, — согласилась Мюмла, и было видно, что мои слова ей приятны.
— То есть вы больше не огорчены её поведением? — спросил я.
— Огорчена? — удивилась Мюмла. — С чего бы это? Мне огорчаться некогда. Восемнадцать-девятнадцать детей — и всех отмой, уложи, одень-раздень, накорми, высморкай, пожалей и морра знает что. Так что веселимся до упаду, юный друг!
— А какой у вас удивительный брат… — продолжил я нашу беседу.
— Брат? — не поняла Мюмла.
— Дядя вашей дочери, — пояснил я. — Который спит, укутавшись в свою рыжую бороду.
(К счастью, я умолчал о мышках, проживающих в этой его бороде.)
Мюмла расхохоталась во всё горло.
— Ну и дочка мне досталась! — сказала она. — Да она вас обманула. Насколько мне известно, нет у неё никакого дяди. Ну всё, до свиданья, пойду прокачусь на карусели.
И, подхватив столько детей, сколько уместилось в её широких объятиях, Мюмла шагнула в красную карету, запряжённую лошадью в яблоках.
— Потрясающая мюмла, — с искренним восхищением проговорил Юксаре.
Верхом на лошади восседал Шуссель, и вид у него был странный.
— Как дела? — спросил я. — Тебе что, не весело?
— Спасибо, хорошо, — пробормотал Шуссель. — Ужасно весело. Только голова очень кружится… Так обидно!
— Сколько же раз ты катался? — спросил я.
— Не знаю, — страдальчески вымолвил Шуссель. — Много! Много раз! Прости, но мне очень надо! Вдруг я больше никогда в жизни не покатаюсь на карусели… О, она снова закрутилась!
— Пора домой, — сказал Фредриксон. — А где Король?
Самодержец упоённо катался с горки, так что мы ушли тихонько, ни с кем не попрощавшись. Только Юксаре остался. Он сказал, что они с Мюмлой договорились летать на карусели до самого рассвета.
На краю лужайки мы нашли нашего Клипдасса, который спал, зарывшись в мох.
— Привет, — сказал я. — Не хочешь получить свои призы?
— Призы? — моргая, повторил Клипдасс.
— Яйца, — пояснил Фредриксон. — Ты же нашёл их целую дюжину.
— Я их съел, — смущённо признался Клипдасс. — Пока я вас ждал, мне было совсем нечего делать.
Мне до сих пор любопытно, какие призы полагались Клипдассу и кто получил их вместо него. Быть может, Самодержец сохранил их до следующего столетнего юбилея?
Муми-папа перевернул страницу и сказал:
— Глава шестая.
— Постой-ка, — перебил его Снусмумрик. — Моему папе что, понравилась эта мюмла?
— Ещё как понравилась! — ответил Муми-папа. — Они носились как сумасшедшие и всё хохотали — кстати и некстати.
— А она ему нравилась больше, чем я? — спросил Снусмумрик.
— Но ведь тебя ещё тогда не было, — заметил Муми-папа.
Снусмумрик фыркнул. Натянув шляпу на уши, он уставился в окно.
Муми-папа посмотрел на него, потом поднялся, прошёл к угловому шкафу и долго копался на верхней полке. А вернувшись, протянул Снусмумрику длинный блестящий акулий зуб.
— Это тебе, — сказал он. — Твой папа всегда им восхищался.
Снусмумрик поглядел на зуб.
— Красивый, — сказал он. — Я повешу его над кроватью. А папа ушибся, когда бык швырнул его в розовый куст?
— Да нет, — ответил Муми-папа. — Юксаре был мягкий, как кот, к тому же рога у быка были обмотаны тряпками.
— А что стало с другими твоими призами? — спросил Снифф. — Трамвайчик стоит под зеркалом в гостиной, а всё остальное?
— Ну… шампанского-то нам тут никогда не подавали, — задумчиво сказал Муми-папа. — Так что венчик, наверное, лежит себе где-то на дне кухонного ящика. А колечко дыма с годами рассеялось…
— А расписная ручка от шарманки? — закричал Снифф.
— Ох, — сказал Муми-папа. — Если б я знал, когда у тебя день рождения… Твой папа вечно путался в числах.
— А на именины? — взмолился Снифф.
— Хорошо, на именины ты получишь один сюрприз, — сказал Муми-папа. — Ну всё, тихо, я читаю дальше.
Глава шестая,
в которой я основываю колонию и переживаю жизненный кризис, а также вызываю привидение на острове Ужасов
е скоро я забуду то утро, когда Фредриксон получил срочную телеграмму. Начиналось оно приятно и тихо. Мы пили кофе в рубке «Морзкого оркестора».
— Я тоже хочу кофе, — сказал Клипдасс, булькая своим молоком.
— Ты ещё слишком маленький, — ласково объяснил Фредриксон. — К тому же ты отправляешься домой к маме. С пакетботом через полчаса.
— Да ты что, — спокойно отозвался Клипдасс и продолжил пускать пузыри в стакане.
— А я останусь у вас! — крикнула дочь Мюмлы. — Пока не вырасту. Слушай, Фредриксон, а ты не можешь изобрести что-нибудь такое, отчего мюмлы становятся жутко, ужасно большими?
— Нам и маленькой хватает, — заметил я.
— Вот и мама тоже так говорит, — призналась дочь Мюмлы. — А вы знаете, что я появилась на свет в устрице и была не больше водяной блохи, когда мама нашла меня в своём аквариуме?
