— А они так могут — делаться сами? — уточнил Шуссель.
— Ну конечно, — мечтательно проговорил Юксаре. — Просто не надо ни во что вмешиваться. Апельсины зреют, цветы распускаются, время от времени рождается новый Юксаре, чтобы есть эти апельсины и нюхать цветы. А сверху на всё это светит солнце.
— Нет! Это никакая не колония! — крикнул я. — Колония, по-моему, — это такая компания, которая живёт вольно, не подчиняясь никаким законам! Колонисты делают всякие потрясающие вещи, немножко страшные, такие, на которые никто другой не отважится.
— Какие? — заинтересовалась дочь Мюмлы.
— Увидите, — загадочно ответил я. — В следующую пятницу, в полночь! Обещаю, вы удивитесь!
Шуссель закричал «ура!». Дочь Мюмлы захлопала в ладоши.
Однако страшная правда состояла в том, что я понятия не имел, чем удивлю их в следующую пятницу.
Мы немедленно условились о полной независимости.
Юксаре поселился на яблоне рядом с домом Мюмлы. Дочь Мюмлы заявила, что будет спать каждую ночь на новом месте, чтобы почувствовать свободу, а Шуссель по-прежнему жил в кофейной банке.
Исполненный некоторой меланхолии, я занял ходовую рубку. Её установили на одинокой прибрежной скале, и больше всего она напоминала обломок кораблекрушения, выброшенный на сушу. Я отчетливо помню, как стоял, глядя на старые инструменты Фредриксона. Хемули из гвардии Самодержца их не взяли, потому что инструменты эти были недостаточно хороши для придворного изобретателя.
Я подумал тогда: самое время затеять что-то такое же замечательное, как и его изобретения. Чем же мне удивить моих колонистов? Они ведь ждут, а скоро пятница, и я слишком много говорил о своих талантах…
На секунду мне стало нехорошо, я смотрел на волны, катившиеся мимо, и представлял, как Фредриксон всё строит, строит, придумывает всё новые изобретения и совершенно обо мне забыл.
Я почти уже жалел, что не родился хаттифнатом под неопределёнными и дрейфующими хаттифнатскими звёздами, так чтобы никто ничего от меня не ждал и я мог бы точно так же дрейфовать к недостижимому горизонту, не вступая ни с кем в разговоры и ни о чём не заботясь.
В таком печальном настроении я пребывал до самого рассвета. Потом одиночество наскучило мне, и я побрёл прочь от моря по горам, где подданные Самодержца всё ещё строили где ни попадя свои заборы и поедали припасы из корзинок. Они повсюду жгли маленькие костры, иногда запускали самодельные ракеты или, как всегда, кричали «ура!» своему Королю. Проходя мимо банки Шусселя, я услышал, как он ведёт бесконечный разговор с самим собой. Насколько я мог разобрать, речь шла о форме какой-то пуговицы, которая была круглая, но, если посмотреть с другой стороны, вполне могла считаться овальной. Юксаре спал на яблоне, а дочь Мюмлы наверняка где-то носилась, чтобы доказать маме, какая она самостоятельная.
С глубоким чувством полной бессмысленности всего я пошёл к Парку Сюрпризов, который в это время был совершенно неподвижен. Водопады не работали, лампы не горели, карусель дремала под большим коричневым чехлом. Трон Самодержца тоже был зачехлён, а под троном стояла его туманная сирена. Земля была сплошь усеяна обёртками от карамелек.
Вдруг я услышал стук молотка.
— Фредриксон! — закричал я.
Но он стучал и стучал дальше.
Тогда я завёл туманную сирену. Вскоре из сумерек вынырнули уши Фредриксона, и он сказал:
— Пока смотреть нельзя. Ещё не готово. Ты пришёл слишком рано.
— Да не собирался я смотреть на твоё изобретение, — огорчённо сказал я. — Я поговорить хочу!
— О чём? — спросил он.
Я немного помолчал, потом произнёс:
— Фредриксон, милый, скажи, что всё-таки должен делать вольный искатель приключений?
— Что ему хочется, — ответил Фредриксон. — Ты что-то ещё хотел спросить? Я немного спешу.
Он приветливо помахал ушами и опять растворился в сумерках. Скоро вновь раздался стук молотка. Я пошёл домой, в голове моей роились мысли, которым я, к сожалению, не мог найти применения, а думать о собственной персоне мне впервые в жизни не доставляло никакого удовольствия. Я погрузился в тяжкое уныние, которое и в будущем порой овладевало мной, когда кто-то достигал бо́льших успехов, чем я сам.
Но в каком-то смысле это новое чувство показалось мне очень интересным, и я подозревал, что оно всё-таки связано с моей одарённостью. Я заметил, что, позволяя себе погрузиться достаточно глубоко в кромешную мглу, вздыхать и смотреть неподвижным взглядом на море, я испытываю почти что удовольствие. Мне было бесконечно жаль себя. Захватывающее чувство!
Предаваясь ему, я начал рассеянно кое-что перестраивать в рубке при помощи инструментов Фредриксона и выброшенных на сушу досок. Мне показалось, что мой дом слишком низкий.
Эта печальная, столь важная для моего развития неделя тянулась медленно. Я стучал молотком, размышлял, пилил, снова размышлял, и ни разу за это время не раздалось знакомого «клац» (ну вы знаете).
В четверг вышла полная луна. Ночь была совершенно беззвучная. Даже подданные Самодержца устали кричать «ура!» и пускать фейерверки. Я доделал лестницу на второй этаж и сидел у окна, подперев морду лапами. Тишина стояла такая, что слышно было, как мохнатые ночные бражники чистят свои крылышки.
И тогда внизу, на берегу, я увидел маленькое белое существо. С первого взгляда мне показалось, что это хаттифнат. Но когда существо, скользя, приблизилось, шерстинки у меня на загривке зашевелились. Существо было прозрачное. Сквозь него я отчётливо видел камни, к тому же оно не отбрасывало тени! А если добавить, что оно было завёрнуто в нечто похожее на тонкую белую тюлевую занавеску, то любой догадается, что это было привидение!
Я вскочил. Заперто ли внизу? А вдруг привидения умеют проходить сквозь двери… Что делать?! Скрипнула входная дверь. По лестнице пробежал холодок и дунул мне в затылок.
Теперь, оглядываясь назад, я всё же не уверен, что по-настоящему испугался, — скорее всего, я просто подумал, что следует быть осторожнее. Поэтому я решительно заполз под кровать и принялся ждать. Вскоре послышался лёгкий скрип на лестнице. Скрип, ещё скрип. Всего там девять ступенек, это я знал, потому что строить лестницу было ужасно трудно (она была винтовая). Я насчитал девять скрипов, потом стало совершенно тихо, и я подумал: сейчас оно стоит за дверью…
Тут Муми-папа остановился и выдержал эффектную паузу.
— Снифф, — сказал он. — Сделай лампу поярче. Представляете, у меня даже лапы вспотели, пока я читал об этой ночи с привидением!
— А? Что? — встрепенулся Снифф, проснувшись.
Муми-папа взглянул на него и сказал:
— Да так, пустяки. Я просто читал свои мемуары.
