Все светлое время дня мы оставались под водой, двигаясь на нашей новой максимальной глубине в 40 метров. Нам необходимо было уйти как можно дальше от места атаки Силлкока, потому что мы понимали, что его друзья будут разыскивать своего боевого товарища – и нас. Через перископ Чех видел, как за нашей лодкой тянется большой хвост вытекающего горючего, но справиться с этим мы не могли, и нам оставалось только молиться, чтобы вражеские самолеты его не заметили. Небо оставалось хмурым с низко висящей плотной облачностью.
Сразу после полуночи мы всплыли, чтобы передать радиограмму в штаб подводного флота о нашей ситуации, а также список наших экстренных требований. Мы также запросили экстренную медицинскую помощь для наших раненых товарищей, все трое из которых, похоже, находились на грани смерти. Пару часов спустя мы получили ответ из штаба Дёница. К сожалению, штабники могли сообщить нам, что сейчас в Карибском регионе действуют только две подводные лодки с медиками на борту. Встреча с ближайшей из них, U-163 под командованием Энгельмана, была исключена, потому что лодка сама только что получила сильные повреждения в результате воздушного нападения. «Дойная корова», грузовая субмарина снабжения U-462 под командованием Вове, также исключалась из-за интенсивной авиационной деятельности в ее районе. В конце концов штаб подводного флота рекомендовал нам направиться в квадрат ЕЕ6680 для встречи с подводной лодкой U-154 под командованием Шуха, на борту которой хотя и не было врача, но она могла оказать нам определенную помощь.
Штаб подводного флота также передал медицинские рекомендации относительно обращения с нашими ранеными: их советовали содержать в прохладном месте и давать усиленное питание. Это было все, чем мы могли помочь им! К сожалению, у нас не было возможности снабдить подобными вещами кого бы то ни было, даже наших раненых товарищей.
В 18:20 13 ноября мы смогли заметить U-154. У них не только не было на борту врача, но они даже не смогли выручить нас запасными частями для нашего поврежденного дизеля. Вся их помощь ограничилась 20 ампулами морфия, который на определенное время мог бы дать облегчение нашим раненым. Через час подводная лодка Шуха снова растворилась в темноте. Мы же опять могли рассчитывать только на собственные силы.
Морфия, которым пропахла вся лодка, хватило ненадолго. Его запах вскоре снова сменился нервирующими нас стонами наших раненых, похожими на стоны подстреленных животных. Тем временем к ним присоединились стоны и проклятия наших товарищей, продолжающих бесконечные ремонтные работы. Самой изматывающей работой, в которой я участвовал, оказалось извлечение поврежденной торпеды из имеющего избыточное давление герметично закрытого цилиндра хранения под верхней палубой. Откровенно говоря, каждая из этих запасных торпед оказалась поврежденной. Одна из них была почти разорвана на две части. Другие были изрешечены осколками глубинной бомбы, ударившей по ним, как шрапнель. Порой повреждения находились буквально в нескольких дюймах от их боевых частей, каждая из которых содержала более 600 фунтов (более 270 кг) мощной взрывчатки. Один за другим эти длинные неуклюжие монстры предстояло вытащить из их цилиндрических хранилищ с помощью блоков и рычагов, а затем выбросить за борт. Это была непосильная и опасная работа, на которую мы затратили несколько дней.
Вдобавок к ранениям людей и повреждениям боевой техники, Чех и его закадычный приятель Боде продолжали вести себя оскорбительно по отношению ко всем нам. Но мы, члены экипажа, обрадовались, обнаружив, что в этот час испытаний в каждом из нас оказались разнородные таланты и умения, которые мы смогли применить себе на пользу. По мере того как каждая задача оказывалась решенной, мы все больше и больше гордились собой. По сути, мы боролись с четырьмя врагами: морем, англичанами, повреждениями техники и нашими собственными офицерами… и вышли победителями из сражений с ними всеми. Мы постоянно напоминали самим себе, что экипажи подводных лодок считаются элитой военно-морских сил и что в том переплете, в который мы попали, мы оказались достойны этой репутации. При всем, что нам пришлось сделать, мы начали думать, что даже среди этого элитного рода войск мы продемонстрировали, что занимаем место выше уровня среднего экипажа.
Разумеется, все эти мысли так и остались неозвученными. Хвастуну немедленно указали бы его место. Девиз, который родился в среде подводников U-505, гласил: «О, это всего лишь маленькая рыбка». Значение его состояло в том, что все трудности, которые нам пришлось пережить, не значат ничего перед гораздо большей картиной. Так что прекрати мечтать, дружище, и возвращайся к работе, которая позволит нам вернуть подлодку в порт!
Вскоре после полуночи 14-го числа мы всплыли на поверхность, чтобы передать радиограмму в штаб подводного флота. Спустя несколько минут нам посчастливилось перехватить донесение лодки U-154 капитан-лейтенанта Шуха в тот же штаб. Шух докладывал о том, что вскоре после расставания после нашей встречи накануне они потопили в этом районе два больших сухогруза.
Позавидовав успеху U-154, Чех решил попробовать добавить несколько победных вымпелов на наш перископ перед возвращением на базу. Мы сочли такое решение крайне опрометчивым. Но когда узнали, что он намеревается войти в гавань Тринидада при полном свете дня, мы подумали, что он буквально сошел с ума. Даже внешние подходы к гавани хорошо охранялись. Огни маяков ярко горели вдоль всего южноамериканского побережья, а мощный поисковый прожектор, установленный у входа в гавань Тринидада, постоянно сканировал море. Не приходилось сомневаться и в наличии прибрежного радара. Даже подводная лодка в отличном состоянии, задумавшая такую наглость, в значительной степени испытывала бы судьбу, а в нашем изуродованном состоянии мы сочли подобную задумку истинным самоубийством.
Тем не менее мы выполнили приказ командира без колебаний и проложили курс прямо к судоходному каналу, ведущему в гавань Тринидада. Вскоре вахтенные с большими биноклями на мостике заметили в море султан дыма, зигзагообразно приближающегося прямо к нам на большой скорости.
Несколько человек и я возились на верхней палубе, завершая последние ремонтные работы, когда услышали команду Чеха:
– Срочное погружение! Стоять по боевой тревоге!
Наскоро похватав разбросанные инструменты, мы буквально свалились в люк, распределяясь по боевым местам.
Целью оказался большой сухогруз. Неужели богиня войны и в самом деле решила вознаградить Чеха за его дерзость? Мы выровняли горизонтально лодку для атаки и выпустили две торпеды со средней дистанции. Обе они прошли довольно далеко от цели, поскольку командир, уже в который раз, неправильно оценил скорость парохода.
Лицо Чеха покраснело от разочарования и гнева. Естественно, он обвинил всех в ошибке, в которой виноват был только он один. Его заместитель постарался утешить своего друга с обычной степенью нежности и близости. Нам пришлось отвернуться в смущении и отвращении.
Мы, члены экипажа, отнюдь не горели желанием, как это делал старпом, утешать нашего командира. Лихорадка в крови Чеха обрекала нас на высочайший риск в обмен на крайне малые шансы на успех. Ворча между собой, мы считали, что вместо того, чтобы совать голову в пасть тигру, нам следует как можно дальше уходить от Тринидада. Мы хотели иметь смелого командира, но такого, который бы дружил со здравым смыслом. В конце концов, у нас были раненые, о которых надо было заботиться, и ремонт, который следовало закончить профессионально. Зачем рисковать всем в этом безумном желании добычи? Внутри нас продолжала кипеть обида.
