Благодаря все тому же совпадению мы встретили экипаж подводной лодки, некогда размещенный в Лорьяне. На предыдущей неделе они только что вернулись из боевого похода и только начали тратить полученные ими деньги. Нет необходимости говорить, что мы были только счастливы принять их щедрое предложение и разделить с ними новую порцию выпивки. Пять свободных часов пролетели как пять минут, пока мы шутили, смеялись и пели песни с нашими новыми друзьями. Мы исполняли особенно похабную матросскую частушку, когда поняли, что у нас появилась аудитория: военная полиция.
«Цепные псы» совсем не душевно сопроводили нас до вокзала и забросили наши малоподвижные тела в вагон. Уже в поезде мы допили еще пару бутылок вина, которые наши друзья подарили нам как сувенир из Бордо. Кто-то из попутчиков, на наше счастье, разбудил нас, когда мы добрались до нашей станции. Стоять по стойке «смирно» перед казармами зенитной школы потребовало от нас всех немногих оставшихся сил. Один особо мерзкий унтер-офицер долго повествовал нам о нашей жизни в этой школе. По его словам выходило, что мы обязаны только выполнять любой отданный нам приказ, и ничего больше.
В течение одной полной недели нас и в самом деле гоняли как собак. С одной стороны, мы действительно практиковались в стрельбе по воздушным баллонам, которые буксировали за собой самолеты вдоль пляжа, но большинство занятий в так называемой зенитной школе было никому не нужной травлей. Особенно нас возмущало высокомерное отношение тренеров, большинству из которых никогда не приходилось бывать в настоящих боях. Ранним утром последнего дня пребывания в школе мы зажали в угол нескольких самых мерзких оскорбителей и устроили им хорошую «темную». Это было не очень-то джентльменское напоминание им быть более уважительным к подводникам в будущем.
К середине марта, когда мы вернулись в Лорьян, мы были по горло сыты обращением с нами как с простыми армейцами. Мистическая, загадочная сила моря звала нас, манила нас вернуться. Я часто ловил себя на том, что, стоя в гавани, всматриваюсь в даль, думая о сине-зеленых просторах Атлантики.
Большинство из нас также хотели снова схватиться с врагами Отечества. Последние несколько месяцев были неудачными для военных действий Германии. Наши ребята сдались русским в Сталинградском котле. Британцы и американцы, имея сокрушительный технический перевес, так же покончили с нашим Африканским корпусом. На море и в небе над Германией развернулась кровавая война на истощение, исход которой определит дальнейший ход всей войны. Мы были в меньшинстве, на нас наступали со всех сторон, как на наших отцов в Первую мировую войну. Мы были готовы показать нашим семьям и всему миру, что мы согласны на любые жертвы для того, чтобы добиться победоносного конца войны.
Тем не менее мне грустно сообщить, что на борту U-505 был один член экипажа, который не разделял наше желание вернуться в бой: мой друг Вилли. Мы с ним стали очень близкими друзьями, особенно после нашего совместного укрытия на французском кладбище во время бомбардировки. За неделю или около того до нашего выхода в море Вилли уединился со мной и показал мне фальшивый паспорт, который он раздобыл через свою французскую подругу. Он сказал мне, что собирается перебраться в Швейцарию, за несколько дней до того, как мы выйдем в новый боевой поход. Если я захочу, сказал он, он может раздобыть фальшивый паспорт и для меня.
План Вилли поразил меня как молнией. Разумеется, я всегда чувствовал, что он изрядный прохвост. В возрасте 14 лет он убежал из дома, чтобы жить на улицах портового района Гамбурга. Вырастая в этом окружении, он приобрел психологию портовой крысы. И все же я никогда не допускал даже мысли о том, что он может поступить подобным образом! Если «цепные псы» схватят его во время побега, он будет казнен за дезертирство во время войны. Кроме того, я подозревал, что его подруга связана с французским Сопротивлением, а все это представляет план похищения целого экипажа подводной лодки.
После долгого и порой напряженного обсуждения я, в конце концов, обещал не докладывать начальству о его планах, но предупредил Вилли, что, если он сделает хотя бы малую попытку дезертировать с нашей лодки, я должен буду рассказать командованию все, что знаю. Вилли пришел в себя и честно служил на борту U-505 вплоть до дня нашего плена. Наша дружба, однако, перестала быть такой, как раньше. Основой любых дружеских отношений является доверие, а я просто не мог приятельствовать с человеком, который готов был бросить своих товарищей и свою страну в дни кризиса.
К концу мая 1943 года ремонт и модернизация нашей лодки были почти закончены. С лодки ушла толпа сварщиков верфи в своих плотных коричневых сварочных костюмах. Лишь несколько техников завершали последние, самые тонкие операции.
U-505 обрела совершенно новый силуэт. Нам особенно нравилось стоять на площадке «Зимнего сада» с его смертоносно выглядевшими четырехствольными зенитными орудиями. Считая еще две двухствольные 20-мм зенитные установки по обеим сторонам боевой рубки, наша лодка теперь обладала восемью зенитками, которыми она могла угрожать атакующим ее самолетам. По крайней мере, думалось нам, у нас теперь будет шанс против вражеских птичек, готовых осыпать нашу лодку своими смертоносными «яйцами».
Мы также приняли на борт улучшенный тип торпед, которые могли быть запрограммированы на взрыв определенным образом. Было смонтировано также несколько новых радио- и звуковых установок. Часть экипажа была отправлена осваивать обращение и работу с этими установками. Все делалось по-тихому, из-за боязни шпионажа. И в самом деле, многие из нас ничего не знали про эти новые установки, пока мы не вышли в море. Мы, которые несли службу в центральном контрольном посту, отрабатывали наши маневры до автоматизма, до того, что выполнить их за меньшее время было просто невозможно.
Экипаж лодки был пополнен несколькими новыми людьми. Наиболее выделялся из них обер-лейтенант Пауль Майер, который заменил раненого второго вахтенного офицера Штольценберга. Мы полюбили Майера с самого начала. Поначалу он служил унтер-офицером, помощником штурмана на вспомогательном крейсере, где был произведен в офицеры за храбрость в боях. Его унтер-офицерский опыт сделал его отношения с нами куда сердечнее, чем со старшими офицерами. Он даже несколько раз навещал наш матросский кубрик, чтобы отметить то или иное событие. Это злило Чеха и старпома, что еще больше радовало нас. Майер, по своей собственной инициативе, заменил строевую подготовку командными спортивными играми. Это куда более благотворно действовало на нашу физическую форму. Задолго до выхода в море Пауль Майер стал самым популярным офицером на борту.
Эти окончательные приготовления побуждали нас покинуть Лорьян и выйти в открытое море. Рокочущий рев дизелей во время их испытаний вызывал в нас ностальгические воспоминания: свежий соленый ветер моря, маятникообразные движения звезд над головой, веселые прыжки дельфинов и напряжение погони за вражеским судном. Неугомонное море звало нас к себе, и мы были готовы ответить на его зов.
Глава 10
Cаботаж
Хотя сирены в море звали нас, в то же самое время я испытывал и ностальгические чувства по отношению к Лорьяну. Несмотря ни на что, город мне нравился. Виды его разрушений оставляли пустоты в моем сердце. Я стал бродить по его разрушенным улицам, желая запечатлеть в памяти столько, сколько удастся до нашего выхода в море.
