Уверен, это выводит меня в лидеры нашего отделения по ошибкам расшифровки аудиозаписей, и «У пациента аналогии обнаружены» (вместо «аллергии не обнаружены») опускается на вторую позицию.
22 марта 2006 года, среда
Приемная родильного отделения, три часа ночи. Пациентке Р.О. 25 лет, она на 30-й неделе первой беременности. Жалобы на обильное безболезненное высыпание на языке. Диагноз: вкусовые рецепторы.
3 апреля 2006 года, понедельник
В два часа ночи в родильном отделении затишье, так что я ускользнул в ординаторскую, чтобы немного посидеть в «Фейсбуке». Написал в комментариях под последней уродливой фотографией сынишки моего друга, какой он хорошенький. Поскольку – немалую часть рабочего дня я проделываю то же самое с совершенно незнакомыми мне людьми, то научился делать это весьма убедительно. Лично для меня главное чудо рождения ребенка заключается в том, что умные, рациональные люди, которые ходят на работу и голосуют на выборах, смотрят на этот сморщенный комочек плоти со сплющенной после прохождения через узкий таз головой, покрытый пятью разными видами всякой липкой гадости, выглядящий так, словно добрых два часа валялся в огромной пицце, и при этом искренне полагают, что он выглядит красивым. Это самая настоящая демонстрация дарвинизма, иррациональная любовь к своему потомству. То же самое зашитое у нас в подкорке стремление продолжать человеческий род, из-за которого они возвращаются в родильное отделение, чтобы пройти все по второму кругу всего через полтора года после того, как их промежность была безвозвратно разорвана.
Еще одно чудо рождения ребенка заключается в том, что я могу обхватить голову младенца металлическими щипцами и с силой потянуть на себя – сила тяги при этом составляет порядка 20 килограммов, и, как правило, приходится изрядно попотеть. При этом с ребенком ничего плохого не происходит, и его голова, вопреки тому, что можно было ожидать, остается на месте.
После родов же каждая новоиспеченная мамаша помешана на том, чтобы держать голову младенца прямо. Если бы фотографии могли говорить, то с каждого кадра, изображающего бездетного родственника с новорожденным, доносился бы вопль: «Осторожнее с его шеей!» Я же практически уверен, что младенца можно было бы носить, взявши за голову, и с ним при этом совершенно ничего бы не случилось
[44].
Я как раз просматривал страницы своих бывших, чтобы убедиться, что после расставания со мной они набрали вес и стали несчастными, как вдруг увидел пост от Саймона, младшего брата одного моего школьного приятеля. Ему 22, и я разговаривал с ним всего дважды, лет так 10 назад (это же «Фейсбук», и каждый тут – твой друг). Сообщение короткое, но поразительно действенное. Всего пять слов: «Прощайте все. С меня хватит».
Осознав, что в полтретьего ночи в понедельник кроме меня это вряд ли кто-то еще мог увидеть, я отправляю ему личное сообщение, чтобы узнать, в порядке ли он. Я сказал, что не сплю, напомнил, что работаю врачом, и дал номер своего мобильного. Пока я искал у себя в записной книжке номер брата Саймона, Саймон сам мне позвонил. Он в полном раздрае: пьяный, плачет. Он только что расстался со своей девушкой.
На самом деле проводить психологическую консультацию с ним я подготовлен не больше, чем объяснять по телефону, как менять коробку передач или класть паркет, однако он думает, что я в этом деле мастер, чего вполне достаточно. Мы прекрасно поболтали на протяжении следующих двух часов (в течение которых меня каким-то чудесным образом никто никуда не вызывал). Мы сошлись на том, что он поедет на такси к своей маме, а с утра договорится о срочном приеме у своего терапевта. Я почувствовал тот же самый странный всплеск адреналина, как после решения любой неотложной медицинской проблемы – усталость вперемешку с радостным возбуждением, а также расплывчатое осознание того, что ты сделал «что-то хорошее» (как если бы только что пожертвовал 10 000 фунтов на благотворительность). Скорее всего, Саймону я помог больше, чем помогу кому-либо из своих пациентов сегодня ночью.
В пять утра меня вызывают в родильное отделение, чтобы осмотреть женщину на 30-й неделе беременности, которая решила в этот час показать мне свою экзему. «Я подумала, что рано утром в больнице будет поспокойней», – сказала она.
10 апреля 2006 года, понедельник
Интерн из отделения неотложной помощи направил ко мне пациентку с каким-то бородавчатым наростом на половых губах. Я попросил описать его немного подробней. «Чувак, напоминает соцветия цветной капусты. Хотя из-за выделений, пожалуй, больше похоже на брокколи».
Г. эта история за ужином не пришлась по вкусу.
21 апреля 2006 года, пятница
У Рона на следующей неделе незначительная операция на колене, и он хочет, чтобы я заверил его, что он не умрет, пока будет под наркозом. Заверять в подобном мне пока не хватает квалификации, однако я с радостью это делаю.
Он также спросил, бывает ли такое, что наркоз «не срабатывает», так что я рассказываю ему историю, случившуюся у нас на работе ранее в тот год.
«Значит, существует два основных препарата, которые дают анестезиологи. Первый действует в качестве мышечного релаксанта, чтобы хирург мог дать себе волю. Так как тело полностью парализует, то человек не может самостоятельно дышать, и его на время операции подключают к аппарату искусственной вентиляции легких. Второй препарат – это мутная жидкость под названием пропофол, снотворное, чтобы пациент заснул на время операции
[45].
Теперь представь, что твой анестезиолог случайно схватил со своего столика пузырек с другой мутной жидкостью и вместо пропофола вколол тебе антибиотики.
Итак, ты лежишь на операционном столе, полностью парализованный из-за мышечного релаксанта, однако при этом бодрствуешь, так как пропофола тебе не дали. Ты слышишь все, что вокруг говорят, чувствуешь, как хирург обмазывает тебя антисептиком, только тебе никак не предупредить их, что что-то пошло явно не так. Ты безмолвно кричишь, когда скальпель врезается в твою кожу… Самая ужасная, самая жгучая боль, которую ты когда-либо испытывал в своей жизни…»
У Рона такое выражение лица, словно оно было нарисовано Эдвардом Мунком. «Но я уверен, что с тобой будет все в полном порядке!»
6 июня 2006 года, вторник
Вызвали осмотреть пациентку в отделении неотложной помощи. Пару дней назад она сделала медикаментозный аборт и теперь умирает от боли. Я не совсем понял, в чем дело, однако явно была какая-то проблема, так что я положил ее в палату, чтобы дать ей обезболивающее и чтобы ее осмотрел кто-то из старших врачей. Пришел Эрни.
– У нее судорожные боли. Проведенное до аборта УЗИ показало, что беременность внутриматочная. Все нормально. Отправляй ее домой.
Я попытался оправдать свое решение ее госпитализировать:
