Когда я выхожу из операционной, один из педиатров отводит меня в сторонку, чтобы сказать, что я порезал скальпелем ребенку щеку, когда разрезал матку. Порез пустяковый, но просто чтобы я был в курсе. Я сразу же иду увидеться с ребенком и его родителями. Порез и правда неглубокий, да и не длинный – швы накладывать не нужно, и никакого шрама уж точно не останется, – однако это была целиком и полностью моя вина. Я извиняюсь перед родителями, которых это словно и вовсе не колышет. Они без ума от своей очаровательной (и лишь немного изувеченной мной) маленькой девочки и говорят, что понимают, что мы вынуждены были немного поторопиться, – такое случается. Мне хочется сказать, что такого случаться не должно, со мной такого раньше не случалось и уж точно не случилось бы в начале дежурства.
Я протягиваю им буклет с контактными данными службы приема жалоб пациентов. Они от него отказываются. Моя лицензия была на волоске, а младенец – на полволоска. Попади мой скальпель на пару сантиметров выше, и я бы выколол ей глаз. Порежь я ее на пару миллиметров глубже, и кровопотери со шрамом было бы не миновать. Да дети даже умирали из-за порезов во время кесарева.
Я записываю состоявшийся между нами разговор в отчете об операции, заполняю форму о клиническом происшествии, в общем, делаю все, что требует от меня система, позволившая подобному случиться. Вскоре меня усадят на стул и дружелюбно (а то и совсем не дружелюбно) отчитают, и ни за что на свете до них не дойдет, что истинная проблема куда более фундаментальная
[142].
11 ноября 2010 года, четверг
Принимал пару в клинике лечения бесплодия и заподозрил у мужа инфекцию мочевых путей. Я дал ему баночку для анализов и отправил в туалет, чтобы он ее наполнил. Мужчина взял пузырек, несколько секунд его разглядывал, а затем заковылял в сторону туалета. Полагаю, я был недостаточно точен, так как он вернулся (на удивление быстро) с баночкой, наполненной на несколько миллиметров спермой. Недопонимание, разумеется, могло зайти еще дальше – он мог туда нагадить, пустить себе кровь или воткнуть себе в желудочки мозга отвертку, чтобы взять образец спинномозговой жидкости. Я вот теперь думаю, не потому ли они никак не могут зачать, что он во время секса писает в свою жену?
14 ноября 2010 года, воскресенье
Воскресенье, дело близится к обеду, и пациентке Р.З. нужно провести кесарево сечение из-за вялотекущей родовой деятельности. Пациентка не против, однако ее муж не хочет, чтобы кесарево проводил я, потому что я мужчина. Они ортодоксальные мусульмане, и, как выяснилось, им обещали врачей исключительно женского пола. Я объясняю, что понятия не имею, кто им такое сказал, однако – хотя частенько у нас и правда в смене врачи женского пола – сегодня на дежурстве в акушерстве и гинекологии все врачи мужчины, в том числе и дежурящий дома консультант.
«Значит, вы хотите сказать, что в этой больнице нет врачей женского пола?»
«Нет, сэр, я хочу сказать, что в больнице нет врачей женского пола, способных сделать кесарево. Уверен, женщину-дерматолога я бы вашей жене нашел без каких-либо проблем».
Сама пациентка явно спокойней относится к идее, чтобы я делал ей кесарево, чем ее муж, только ей никто слова не дает. Мы продолжаем этот бессмысленный разговор, все дальше отдаляясь от результата, которого должны достичь. «А когда здесь в ближайшее время появится врач-женщина?» Когда у нас будет пересменка через семь часов, однако ждать так долго для вашего ребенка будет не самой хорошей идеей. «А акушерка не может этого сделать?» Нет, и уборщица тоже не может.
Я звоню консультанту в надежде получить какую-то моральную поддержку. Он предлагает мне переодеться в женщину, и я подозреваю, что это лишь наполовину шутка.
Возвращаясь в кабинет, я спрашиваю: «А Коран, случайно, не разрешает врачам мужского пола оперировать в экстренных случаях?» Которым этот, я напоминаю им, является. Это чистый блеф с моей стороны, однако в религиозных текстах запросто могло бы быть написано что-то вроде этого. Они просят меня дать им пять минут, звонят по телефону, после чего меня разыскивает муж, чтобы сказать, что они с радостью позволят мне принять роды. Он сказал это с такой интонацией, словно я должен быть ему благодарен.
На самом деле я и вправду ему благодарен, потому что меня прежде всего беспокоит здоровье и жизнь их ребенка, а не то, что думает по этому поводу его (или чей бы то там ни было еще) бог. Кроме того, у меня нет запасного плана, и я даже думать не хочу, сколько всяких бумаг мне пришлось бы заполнить, откажись они от операции.
Заходит анестезиолог (конечно же, мужчина), чтобы подготовить женщину к операции, и мне остается только надеяться, что это не вызовет новых проблем. Может, нам нужно повесить табличку «Работает акушер-мужчина»?
Вскоре мы уже в операционной, и я без проблем принимаю роды. У нее чудесная девочка. Здоровая мама, здоровый ребенок – к этому мы всегда и стремимся, и они должны быть рады, что все для них закончилось благополучно, в отличие от многих других проходивших через эти двери семейных пар.
Благодарность мужа не знает границ – он извиняется, что потратил впустую мое время и добавил мне стресса, а также благодарит за все, что я сделал. Подобно большинству новоявленных отцов, он, наверное, просто перенервничал, да и думаю, что от угрозы вечного проклятия ему легче не было.
Мужчина собирается в магазин. Может, мне что-нибудь нужно? Мне так и хочется увидеть его реакцию, если я попрошу у него сэндвич с беконом и бутылку водки.
18 ноября 2010 года, четверг
Должен был вернуться домой в ровно в 19.00. Сейчас на часах 21.30, и я только что вышел из родильного отделения. Что ж, придется в другой раз поехать забирать свои вещи из квартиры. С другой стороны, мое новое унылое холостяцкое жилье находится всего в 10 минутах от больницы.
22 ноября 2010 года, понедельник
Пациент в отделении неотложной помощи с жалобами на боли в животе все ниже и ниже опускается в списке моих приоритетов, так как дел в родильном отделении все прибавляется. Я пытался стабилизировать пациентку с преэклампсией, когда получил вызов от разъяренного ординатора неотложной помощи:
«Если вы немедленно не придете в отделение неотложной помощи, то время ожидания этого пациента превысит установленную норму в четыре часа»
[143].
