Уже почти стемнело. Стелла протянула руку к выключателю, зажгла торшер. Свет упал на искаженное от ужаса лицо Джесс.
– Что сделала Нэнси?
– Нэнси попала в затруднительное положение. Да-да, в то самое, в какое так просто попасть девушке, – с грустной улыбкой ответила Стелла. – Больше ей не к кому было обратиться. Она пришла ко мне в лечебницу. Она взывала о помощи. Что Дэн купил для меня дом, я сама ей обмолвилась. И вот Нэнси попросила ключ от моего дома. Сначала я не хотела ее пускать. У меня только этот дом и остался. Дом, да еще воспоминания о счастливых часах, которые мы с Дэном там провели. Но потом я подумала: если помогу Нэнси и ее будущему ребенку, это будет первым шагом к искуплению моей вины перед Дэйзи.
Лицо Джесс осветилось догадкой.
– Вот, значит, почему Нэнси жила в вашем доме!
– Предполагалось, что она пробудет там только до рождения ребенка. Изначально мы с Нэнси планировали жить на Гринфилдс-лейн вместе. Разумеется, этим планам не суждено было осуществиться, – с усмешкой продолжала Стелла. – Я оправилась настолько, чтобы выйти из больницы, но не представляла, как уйти от мужа. Поэтому, как ни претило мне это, я вернулась в приходской дом.
– И Дэйзи там… не было?
– Именно. Детская была пуста, пеленки и распашонки сложены в коробку из-под чая, кроватка разобрана. Я пыталась узнать, нашли ли тело Дэйзи, где ее похоронили, однако Чарлз отказывался отвечать на такие вопросы. Я сначала думала, он слишком подавлен горем, и не донимала его, зная, что сама во всем виновата. Только мысли о будущем ребенке Нэнси держали меня на плаву. Наверное, то, что началось как попытка искупления, определило всю мою дальнейшую жизнь…
Вошла кошка по имени Руби, выгнув спину, с изяществом арфистки вонзила когти в диванную обивку. Прыгнула к Стелле на колени. Стелла положила последнее письмо Дэна поверх остальных, принялась гладить кошку и продолжила рассказ: о том, как Нэнси родила девочку в спальне на Гринфилдс-лейн, о ее полном равнодушии к дочери, об отвращении ко всему, что связано с материнством.
– Нэнси с самого начала страшилась родов, а беременность и последующий уход за ребенком считала досадной помехой в жизни. Мне пришлось бегать на молочную кухню, ведь Нэнси и слышать не хотела о том, чтобы кормить дочку грудью. Вивьен родилась за неделю до Дня Победы. Нэнси ужасно переживала, что из-за слабости не может пойти в центр Лондона, принять участие в празднествах. Она не брала девочку на руки, не могла слышать ее плач. И, конечно, не озаботилась приданым. Не покупала пеленки, не вязала пинетки. Для меня естественно было принести ей вещи Дэйзи. А потом, когда стало ясно, что Нэнси все равно не собирается воспитывать девочку, для меня естественно было забрать ее к себе. В Лондоне хватало беспризорников – кто осиротел, кто потерялся; немало было и внебрачных детей, рожденных от американских солдат. Приюты не могли вместить всех нуждающихся.
– И Чарлз согласился взять в дом чужого ребенка? – спросила Джесс.
– Да, причем согласился охотно. Для него все устроилось как нельзя лучше.
Кошка громко, размеренно мурлыкала от хозяйской ласки.
– Превыше всего Чарлз ценил собственную репутацию. Ведь за репутацией так удобно прятать пороки. – Стелла закатила глаза. – Чарлз хотел считаться примерным семьянином, но не желал делать никаких телодвижений для того, чтобы стать таковым. Удочерение дало ему прекрасную возможность прослыть филантропом. Как же, ведь он предоставил кров и отеческую заботу невинной жертве войны. Таким образом, сделка состоялась. Я отдала Нэнси дом, а она мне – ребенка. Мы обошлись без юридического оформления, подписей, обязательств и прочего… – Стелла помолчала. Именно в эти годы она максимально приблизилась к краю пропасти, заглянула в бездну. И бездна показалась ей желанной целью. – У меня появилась дочь. Не родная, но все-таки. Мы с Чарлзом заботились о ней, как могли.
– А Дэйзи все это время находилась в «Лейтон-манор», – произнес Уилл. Он сидел, откинувшись на спинку дивана, за пределами светового круга, с непроницаемым лицом. – Чарлз в очередной раз предал вас, да? Он не позволил вам уйти вместе с Дэйзи, однако нашел способ избавиться от нее. Он годами внушал вам, что Дэйзи погибла, причем по вашей вине.
Стелла только кивнула. Говорить она была не в силах.
– Чарлзу казалось, он знает, чего хочет. Когда же он получал желаемое, выяснялось, что оно ему не нужно. Доктор Уолш с самого начала говорил об отклонениях в развитии Дэйзи, но Чарлз только посмеивался над ним. Узнав про нас с Дэном, он, вероятно, заподозрил, что Дэйзи – не его дочь. Таким образом, предположение насчет ее «ненормальности» дало Чарлзу отличный повод избавиться от девочки.
– А вы ничего не знали.
– Даже не подозревала. Так шли годы. Потом все открылось, однако целых двадцать лет я тащила бремя утраты и вины. Поэтому-то я не могла поехать к Дэну, даже когда Чарлз умер. Да, я освободилась, но знала, что не имею права на счастье.
Стелла опять замолчала. Ей вспомнилось одно из первых писем Дэна: «Стелла, не корите себя, не надо… чувство вины недалеко ушло от злобы и зависти. Оно отравляет счастливые моменты, внушает человеку, что он недостоин счастья…»
Это письмо Стелла перечитывала сотни раз, а потом спрятала в коробку, вместе с остальными письмами, и отдала Нэнси. Не только на хранение, но и чтобы никогда больше их не читать. Дэн предлагал прощение, на которое у Стеллы не было никаких прав.
– Как вы узнали о поступке Чарлза?
– Когда Чарлз умер, я разбирала его бумаги и наткнулась на заявление, подписанное им и доктором Уолшем. Еще были письма из «Лейтон-манор» – требование денег на одежду для Дэйзи, сообщение, что она заболела корью и прочее. Все бумаги Чарлз вложил в конверт с моим именем. Вероятно, он сохранил их в приступе великодушия, ведь прочие документы – как и себя самого – Чарлз уничтожил.
– Он покончил с собой?
– Да. Ведь все эти годы он тоже тащил бремя вины, хоть и втайне от меня. В какой-то момент бремя стало неподъемным. Чарлз не выдержал. Коронер проявил доброту, которой Чарлз не заслуживал. Объявил, что смертельная доза снотворного была принята Чарлзом по ошибке. Что он просто не рассчитал.
– Причина смерти – роковое стечение обстоятельств, – тихо произнес Уилл.
– Именно. Согласитесь, констатировать такое было очень гуманно со стороны коронера, ведь самоубийство – страшный грех.
Сама Стелла определила бы причину смерти как отравление. Двадцать таблеток снотворного плюс двадцать лет с чувством вины.
– Значит, вы все-таки нашли Дэйзи, – вмешалась Джесс, чтобы вернуться к основной теме. – Как вы встретились с ней? Как это было?
– У меня чуть сердце не разорвалось.
Рассказывать о первой встрече с дочерью Стелла привыкла. В течение многих лет она почти ни чем другом не говорила, она излагала эту историю всякому, кто соглашался слушать. Пыталась донести до людей правду, размахивала, фигурально выражаясь, знаменем перед теми, кто отворачивался, зажмуривался, отрицал.
