Зачем она пошла на концерт? Будь у нее время на раздумья, она ответила бы отказом. Однако приглашение поступило спонтанно, и Стелла согласилась прежде, чем сообразила, что делает. Да еще весна – солнце, листочки; да еще особое настроение, обуявшее город… Ужасно досадно было бы просто съездить за часами и сразу вернуться в Кингс-Оук. Тем более что там ждали только грязное белье преподобного Стоукса да не первой свежести пикша, из которой требовалось состряпать съедобный ужин. Наверное, поэтому Стелла и согласилась послушать Майру Хесс, наверное, поэтому и не жалела о своем согласии, отдаваясь сияющему потоку звуков.
Вдобавок теперь будет о чем написать Чарлзу, прикидывала она, стараясь не коситься на стройное бедро Дэна Росински в дюйме от ее собственного бедра. Чарлз получил прекрасное образование, Чарлз разбирается в искусстве и периодически дает Стелле понять, насколько невежественна она сама. «Я была в Национальной галерее на дневном концерте, – вот как напишет Стелла. – Это вышло случайно, я просто оказалась на Трафальгарской площади и решила послушать, ведь произведения Баха исполняла сама Майра Хесс. Какой восторг я чувствовала, когда…»
На стенах двигались тени, водопад звуков, обрушившись, потек дальше широкой, мощной рекой. Напряжение постепенно отпускало Дэна Росински. Он слегка обмяк, его бедро соприкоснулось с бедром Стеллы. Стеллу будто током ударило. Сердце запрыгало, обгоняя музыку. Она что, опять все неверно поняла? Дэн Росински решил, будто, согласившись сходить с ним на концерт, она согласилась заодно и?..
Стелла рискнула взглянуть на него. Выдохнула. Дэн Росински, в неудобной позе, с неловко закинутой головой, не замечая бьющего по векам потолочного света, крепко спал.
Эффектного финального аккорда не было. Звуки гасли постепенно, отзывались болезненным эхом. Затем настала тишина, еще полная волшебства, а через миг тишину взорвали аплодисменты. Рука Дэна Росински дернулась, пальцы распрямились, напряглись. Стелла не смотрела на него, но знала: он делает усилие, чтобы очнуться. Наконец он выпрямился, отодвинул ногу от бедра Стеллы и тоже начал аплодировать.
Это продолжалось недолго. Чары были разрушены, люди вставали, расходились по конторам и другим делам. Стелла мысленно репетировала прощание с Дэном Росински – как бы еще раз выразить благодарность без лишней эмоциональности… Правильные слова ускользали. Ни она, ни Дэн Росински не двигались, в то время как публика спешно покидала зал. Дэн Росински со вздохом пригладил волосы.
– Извините.
– За что?
Стелла успела достать из-под скамьи свою сумочку и делала вид, будто ищет в ней что-то крайне нужное.
– Вы очень вежливы. Или же часто имеете дело с людьми, которые засыпают в вашем обществе.
Стелла не стала притворяться. Улыбнулась.
– Вы просто очень устали, вот и все.
– Неделя выдалась тяжелая.
Дэн Росински потемнел лицом, но в следующий миг его особая кривоватая улыбка прогнала тень.
– А еще я ужасно голоден. Поблизости должна быть какая-никакая кафешка. Давайте вместе поищем.
Тут бы Стелле и сочинить уважительную причину, исчезнуть, но она упустила шанс. Оглянуться не успела, а уже стоит на лестнице, у балюстрады, поджидает Дэна, который пристроился в очередь за чаем и сандвичами. От ее внимания не укрылось, что обе буфетчицы, опрятные и чопорные, наперебой стремятся обслужить Дэна, краснеют по-девичьи, ставя на поднос посуду, беря деньги, отсчитывая сдачу. Это из-за акцента, догадалась Стелла. А может, из-за улыбки. Тут важно самой не покраснеть. Стелла взяла себя в руки – приближался Дэн Росински с угощением.
Свободных столиков не было, и они примостились прямо на ступенях, под массивной колонной – совсем как в то утро, возле Буш-хауса.
– В один прекрасный день я угощу вас ужином в настоящем ресторане. Мы будем сидеть как положено – за столом, на стульях, – с улыбкой пообещал Дэн, берясь за сандвич. В следующую секунду выражение его лица кардинально переменилось. – Боже! Мне не следовало так говорить. Я, наверное, все еще сплю. Совсем забыл – вы замужем. Ваш муж на фронте?
– Да, в Северной Африке. Но в боях не участвует. Мой муж – армейский капеллан.
Стелла не извинялась и не оправдывалась – констатировала факт. С облегчением вывела из тени призрак Чарлза. Хорошо, что Дэн сам его помянул, избавил Стеллу от ощущения, будто она играет чужую роль или интригует. Стелла сделала глоток чаю.
– Значит, вы – жена священника. Мне следовало догадаться по вашему адресу. Давно вы замужем?
– С августа прошлого года.
Дэн чуть поднял брови.
– А когда ваш муж ушел на войну?
– В октябре.
Видно было, что Дэн Росински переваривает информацию. В глазах возник вопрос. Дэн даже рот открыл, чтобы озвучить его, да спохватился.
– Бедняга, – сказал он с улыбкой. – Покидать дом и само-то по себе неприятно, а уж если оставляешь молодую жену…
«Никто ему повестку не посылал. Он сам решил меня оставить».
Но эту фразу Стелла вслух не произнесла, только отхлебнула еще чаю.
Потом они гуляли по набережной. Солнце светило по-прежнему ярко, однако ветер успел нагнать пухлых, как вата, облаков, и тени от них окатывали Стеллу и Дэна с периодичностью морского прилива. Серебристые заградительные аэростаты парили над городом. Отсюда, снизу, небо казалось мирным.
Они вышли из галереи, не сговариваясь, куда направятся. Пересекли площадь, занятые беседой. Говорил в основном Дэн. Стелла задавала вопросы, слушала с искренним интересом. Дэн рассказывал об отце и о брате, Алеке. О матери, умершей очень давно. До сих пор при слове «мама» Дэн представлял себе черно-белую карточку в серебряной рамке, теперь под внимательным взглядом Стеллы мать будто ожила.
– Мамины родители осели в Чикаго в девяностых, а папа приехал только в четырнадцатом. Он учился на инженера в Варшаве, пока жареным не запахло. Не хотел воевать под немецким флагом, считал войну безумием. Решил, что будущее за Америкой, особенно если у тебя диплом инженера. В Чикаго была крупная польская диаспора, поэтому папа направился именно туда. С мамой он познакомился на танцах.
Стелла смотрела мимо него, глаза сияли.
– Это была любовь с первого взгляда?
– Да. Правда, мамины родные не сразу приняли папу. Они были католики, а он – еврей. Ему пришлось много работать, доказывать, что он достойная партия.
Дэн не мог без улыбки вспоминать, посредством каких ухищрений Джозеф Росински доказывал собственную пригодность в качестве жениха.
– Простите. Сначала я отключился на концерте, теперь вот мучаю вас разглагольствованиями о себе…
– Не о себе, а о семье, – поправила Стелла. – И ничуть вы меня не мучаете, мне очень интересно.
От солнечных бликов ее волосы приобрели оттенок лакированного красного дерева. Дэн жалел, что фотоаппарат остался в обшарпанном офицерском клубе на Пиккадилли. Надо было с собой прихватить.
