Нэнси, конечно, права, мрачно подумала Стелла. Сейчас нет в мире ни одного человека, которого не терзали бы тоска и страх за близких. Носиться со своей тревогой – эгоистично, портить настроение другим – непозволительно. Стелла натянула улыбку.
– Верно, Нэнси. Не каждый день нам удается вырваться куда-нибудь вдвоем. Кстати, ты отлично выглядишь. Пальто новое, да?
– Тебе нравится? – Вид у Нэнси был загадочный. Она отпустила руку Стеллы, потуже затянула пояс габардинового тренча и манерно сунула ладошки в карманы. – Это Лен для меня добыл. Одному Богу известно, где и какими правдами и неправдами. Как говорится, не задавай вопросов – не услышишь вранья. У него связи – о-го-го! Причем всюду. Надо вас познакомить. Как увидишь его, сразу голову потеряешь. Лен просто душка.
Последний пункт Стелла оспаривать не бралась, а вот перспектива потерять голову от нового приятеля Нэнси казалась сомнительной. Из обрывочных сведений, сообщаемых подругой, Стелла уже составила представление об этом Лене. Темная личность. В битве за Дюнкерк его ранило, он, если верить Нэнси, лишился легкого и к дальнейшей строевой службе негоден. Работает «по секретной части». Вероятнее всего, на черном рынке спекулирует.
– Замечательное пальто. Сама элегантность. Ты в нем похожа на Кэтрин Хепберн.
Нэнси пригладила волосы.
– Вот и Лен так говорит. А куда это твой благоверный слинял? Неужто своих рафинированных родителей навестить?
– Нет, он в Девоне. Поехал к Питеру Андервуду.
О намерении провести «пару дней» из двухнедельного отпуска в Девоне Чарлз объявил как бы между прочим. Докембриджская Стелла – наивная и доверчивая – не уловила бы небрежного презрения в голосе, не сочла бы подозрительным тот факт, что Чарлз цедит слова, едва двигая челюстями. И, уж конечно, от той, прежней Стеллы укрылся бы истинный смысл сообщения.
– Ну тебе и лучше. Как вообще у вас отношения с тех пор, как он вернулся?
Кроме Стеллы и Нэнси, на автобусной остановке никого не было; значит, лгать не придется.
– Натянутые у нас отношения, – вздохнула Стелла. – Я знаю, у Чарлза много чего на сердце, но со мной он делиться не хочет. Порой мне кажется, он вообще забыл, что мы женаты. Думает, я, как раньше, экономкой у него служу.
– Надо же! – Нэнси вскинула тщательно прорисованные бровки. – Так вы что, и не спите вместе?
Стелла покачала головой. Жаль, что она таилась от подруги; надо было с самого начала признаться, что Чарлз ею пренебрегает.
– Он запирается от меня – или в кабинете, или в церкви. Вчера не появился к ужину, я сама пошла в церковь, а он лежит ничком на ступенях алтаря. Я думала, у него инфаркт, а оказалось, он просто молился.
Описанный эпизод – религиозный пыл и отчаяние Чарлза – напомнил Стелле их брачную ночь. Только на этот раз она все поняла. Вооруженная знаниями об отношениях полов, Стелла прониклась к мужу глубокой жалостью, почти нежностью. Хотелось разговорить его, утешить по-сестрински, но ее порывы неизменно натыкались на холодность Чарлза.
– Молился? Интересно, о чем?
– Один Бог знает.
– О, наш автобус. Ну, куда сначала направимся – по магазинам или в кино?
Когда Стелла вернулась, в доме было по-прежнему тихо. Заперев дверь, она с минуту постояла в холле, поглядела, как кружатся пылинки в лучах света, проникающих из гостиной, подосадовала на запах плесени – никак его не вывести. Затем повесила сумочку на вешалку и прошла в кухню, чтобы приготовить чай.
С чайной ложечкой в руке она замерла над заварочным чайником – засыпала она уже заварку или только собиралась? Дом звенел от тишины, а у Стеллы голова разламывалась от грохота – ревели моторы, садились и взлетали самолеты. Одним из таких самолетов управляет Дэн. Перед фильмом снова показывали кинохронику, репортаж с летной базы, Стелла жаждала и страшилась увидеть махину с рыжеволосой девушкой в красных туфельках. «Каждое утро наши благородные американские союзники, что служат на востоке Англии, принимают эстафету у доблестных британских летчиков, – вещал под бодрую музыку бодрый диктор. – Едва ланкастерские бомбардировщики возвращаются из ночного рейда над территорией Германии, как утреннее небо темнеет от „Б-17“, летящих, чтобы продолжить разрушение германского военпрома. Противник не знает ни отдыху, ни сроку! Подтверждение тому – в фотографиях наших военкоров. Вот, например, теперь уже бывший гамбургский военный центр. Он занимал семь квадратных миль, а теперь его можно стирать с карты резинкой. Зияющие отверстия в фюзеляже самолетов свидетельствуют об интенсивности противостояния немцев».
У Стеллы глаза саднило. Хотелось вскочить, накричать на всех тех, кто во время кинохроники шепчется и угощается конфетами. Пусть молчат, когда им показывают развороченный металл, разбитое стекло, посеченных осколками нарисованных девчонок! Последние кадры были посвящены снятию с носилок раненого летчика. «Боевой дух наших храбрых ребят остается на высоте, ведь они видят эффективность СБН. Они не остановятся, пока миссия не будет завершена».
Сам фильм Стелла смотрела как в тумане. Актеры с тем же успехом могли бы объясняться по-китайски. Впрочем, Стелла радовалась, что в зале темно и необязательно болтать с Нэнси и улыбаться. Она закрыла глаза, стала мысленно взывать к Дэну. Вдруг каким-нибудь чудом он услышит ее, узнает, как ей тоскливо. Как она его любит. Остро, во всех деталях, вспомнились кембриджские дни и ночи. Сильный и энергичный, Дэн сделан, как и всякий человек, из самых хрупких материалов – кожи, костей, мышц. Он уязвим. Уязвим и бесконечно дорог…
Господи, что же он не пишет? Почему нет вестей?
Над крышами сгущались чернильные тучи. Во дворе на веревке зловеще белело выстиранное постельное белье преподобного Стоукса. Стелла пошла его снимать, внесла белье в дом, развесила на стульях для полного высыхания. Чарлз этого терпеть не может. Говорит, вульгарно выставлять белье напоказ.
Свет в холле успел приобрести изжелта-лиловый оттенок, Дева Мария, на лик которой падал луч, казалась страдающей гепатитом. Не поверив оптическому эффекту, Стелла даже обернулась, чтобы еще раз взглянуть на изображение, и в этот момент ее нечто отвлекло. Едва уловимый звук, вроде вдоха или колебания воздуха при резком жесте. Стелла замерла, по спине пробежал холодок.
Дверь кабинета Чарлза была приоткрыта. Может, сама открылась, еще до того, как Стелла ушла с Нэнси? Она приблизилась к двери, распахнула ее, попутно коря себя за то, что не вооружилась, например, увесистым подсвечником из столовой – ведь вор, чего доброго, притаился внутри. Эта картинка – вжатый в стену злоумышленник – была слишком детальна, Стелле целое мгновение понадобилось, чтобы осознать, кто в действительности перед ней находится.
– Чарлз! – Рука инстинктивно взметнулась ко рту. – Ты… ты вернулся! Я не знала… В смысле, я ждала тебя не раньше завтрашнего дня!
Он сидел за столом и тотчас резко повернулся. Его лицо еще больше обычного походило на череп, кожа туго обтягивала скулы, под глазами залегли черные тени. Стелла отшатнулась.
