– Может, выпьешь кофе?
– И только-то? Ты меня разочаровала. Я ожидал услышать какое-никакое откровение.
Стелла вспыхнула, но сдержала гнев. Пожалуй, если не использовать эту возможность, другой не представится.
– Ладно, слушай, – вкрадчиво начала она.
Присела на диванный подлокотник, сцепила руки, чтоб не дрожали.
– Теперь я знаю больше о людях и об их отношениях. Я знаю, что такое любовь. А еще я все понимаю насчет тебя и Питера.
Голова Чарлза дернулась, будто от пощечины. Лицо стало каменным, а в следующий миг залилось краской, вены на висках вздулись. Чарлз предпринял неуклюжую попытку поднять Стеллу на смех, но сам же подавился этим смехом.
– Не болтай чепухи. Вечно у тебя нелепые фантазии.
Стелла, увидев, что муж едва сдерживается, чтобы не разрыдаться, шагнула к нему, раскрыв объятия.
– Мне ты можешь довериться. Я понимаю, ты хочешь быть с ним, только…
Стелла не видела, когда Чарлз поднял руку. Удар, казалось, исходил не от него. Стелла покачнулась, инстинктивно закрыв лицо, на миг лишилась способности соображать.
– Между мной и Питером ничего нет!
Это был не человеческий голос, это был звериный рык. Горловые мышцы вибрировали от ярости.
– Ни-че-го. Слышишь? Как у тебя язык повернулся делать столь мерзкие предположения?
– Прости, – выдохнула Стелла. – Прости. Я только хотела тебе сказать…
– Что?
Чарлз бросился на нее, схватил за подбородок, дернул вверх, чтобы Стелла смотрела ему в лицо, чтобы вдыхала запах виски.
– Что ты хотела мне сказать? Что я – один из этих? Что я пошел против Бога, впал в грех содомии?
– Любовь всегда права, и не важно, кого именно ты любишь! – почти взмолилась Стелла. – Любовь не может быть грехом!
– Еще как может. Разве ты не читала заповедей Господних? «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость. Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них»
[24].
Чарлз цедил сквозь зубы, не выпуская подбородка Стеллы.
– Видишь, в Библии все разъяснено. «Или не знаете, что неправедники Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники…»
[25] Содомия – грех. Извращение. Преступный порок.
Теперь они стояли на коврике перед камином. Побагровев, с налитыми кровью глазами, Чарлз продолжал цитировать:
– «Подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам». «И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму – делать непотребства»
[26].
В очередной раз Чарлз дернул Стеллу за подбородок, и она, превозмогая тошноту, увидела: свободной рукой он расстегивает пряжку брючного ремня. Сначала Стелла подумала, что муж собрался ее высечь. Она и представить себе не могла, что произойдет через несколько мгновений. Не поняла, как упала ничком, щекой на бортик камина. Вонь половика казалась квинтэссенцией запахов разной степени затхлости, царивших в приходском доме. В рот попал какой-то сор, к нему примешивался металлический привкус крови.
Чувства возвращались фрагментарно, одно за другим. Ныло плечо – Стелла на него упала. От плеча боль распространялась на ребра. Боли прибыло, когда Чарлз грубо схватил Стеллу снизу за выступы тазовых костей и рванул ее бедра кверху, чудом не сломав позвоночник. Он возился со Стеллиным бельем, однако даже эти действия не подготовили Стеллу к адской боли – словно ее рвали на части изнутри.
Крик был придушен тухлым половичком; впрочем, Чарлз все равно бы его не услышал. Он продолжал говорить, выплевывая обрывочные библейские цитаты.
– «Мужчины на мужчинах». «Срам». «Делать непотребства».
Стелла пыталась отстраниться от распростертой на полу женщины, но воображение подсовывало единственную картинку: мистер Фэйакр, мясник, орудует топором на своем окровавленном столе, рубит тушу, и во все стороны летят крошки красной плоти. Скула ритмично билась о каминный бортик, рот растянулся в бесконечном немом вопле. Возникла беспомощная мысль о Дэне, и Стелла судорожно загнала ее в самый дальний уголок памяти, чтобы любимого не коснулась эта… мерзость. Чтобы Дэн не участвовал в этом непотребстве.
Сопротивляться Чарлзу она даже не пыталась. Но в тот миг, когда Стелла поняла – больше она не выдержит, – Чарлз задергался в конвульсиях и рухнул на нее. Разжал хватку на бедрах, зато придавил своим телом. От толчка голова проехалась по плиточному полу, хрустнули шейные позвонки. Чувство облегчения сразу же померкло перед приступом душной тошноты.
Так, в давящем оцепенении, они пролежали несколько долгих минут. Тишина нарушалась только тиканьем часов на каминной полке и хриплым дыханием Чарлза. Стелла хотела сказать, что ее сейчас стошнит, чтобы он выпустил ее, но слова застревали в пересохшем горле. И тут, словно из дальней дали, из мира нормальных людей, послышались лязг калитки и легкие шаги, приближающиеся к крыльцу.
В течение секунды ни Стелла, ни Чарлз не шевелились, потом одновременно попытались вскочить. Чарлз, в силу своей позиции, преуспел больше. Но, даже освобожденная от его тяжести, Стелла смогла встать только на четвереньки. Чарлз к этому времени уже добрался до двери гостиной. Остановился застегнуть ширинку, щелкнул пряжкой ремня. С равнодушным удивлением Стелла отметила, что «непотребство» он совершал, даже не сняв брюк.
Зазвонил дверной колокольчик.
Чарлз с угрозой посмотрел на жену и пошел открывать. Секундой позже из прихожей донеслось:
– Чарлз! Я думала, вы только завтра вернетесь.
– Нэнси… – простонала Стелла, силясь подняться. На каждое движение организм реагировал острой болью, боль застила глаза.
– А я вот вернулся раньше. По жене соскучился. Такое бывает с семейными людьми.
Из зеркала над камином на Стеллу глядело чужое, карикатурно-безобразное лицо. Распухшая, пунцовая щека с белой вмятиной; раздутая нижняя губа, словно специально оттянутая, вывернутая в непристойной забаве.
– Стелла дома?
«Пожалуйста… – мысленно умоляла Стелла, глядя в собственные мутные от отчаяния глаза. – Пожалуйста, Нэнси, помоги! Спаси меня, забери из этого кошмара…»
– Дома, только вы, милочка, пришли, как бы это сказать… в неподходящее время.
Чарлз говорил с вызовом, в интонациях звенел лед. Нэнси хихикнула.
