Как они и ожидали, поезд был битком набит матросами, которые возвращались из отпусков. Нэнси, оказавшись в своей стихии, улыбалась направо и налево, хлопала ресницами – и в результате перед ними расступались, словно перед королевскими особами. С трудом таща свой живот по проходу, Стелла, как ни странно, в отблесках Нэнси чувствовала себя невидимкой. Впрочем, ничего другого она и не желала.
На саутгемптонском вокзале Нэнси справилась у носильщика, где военный госпиталь. Надрывно вопили чайки, медленно двигалась очередь к автобусу. Взгляд Стеллы поймал еще несколько таких же, как она, бледных от предчувствий женщин. Всех их, как и Стеллу, сопровождали сестры, матери или подруги. Теперь, когда не надо было отвлекаться на моряков, Нэнси все свое внимание посвятила Стелле. Стиснула ее безжизненную руку, поинтересовалась:
– Ты как себя чувствуешь? Тебя не тошнит?
Стелла отрицательно покачала головой, вымучила улыбку. Ее тошнило, но не слишком, хуже была навалившаяся слабость. С самого Лондона Стеллу не отпускало ощущение нереальности происходящего. Словно это был очередной ночной кошмар. До поездки она старалась не думать, что ждет ее в госпитале, какую картину она там застанет. Теперь, когда автобус катил, кренясь, по разбомбленным улицам, она буквально вытащила себя из оцепенения. Чарлз, искалеченный, изменившийся. Как поведал ей в письме военврач, результатом травмы стала автомобильная авария. Горная дорога, гололед – винить некого. Джип был без дверей, поэтому Чарлз так пострадал. «Вашему мужу повезло, – писал военврач. – Он запросто мог сломать не руку, а шею».
Сообщили Чарлзу, что она едет, или не сообщили? Впрочем, какая разница – он все равно не обрадуется. Стелла с Чарлзом точно апатичные актеры в неубедительном кино, вроде тех фильмов с Чарли Чаплином, где при малейшем толчке дом складывается, как пустая коробка. Да, они связаны узами брака, но Стелла отлично понимает: Чарлз скорее поведает свою печаль первому встречному, чем законной жене.
Госпиталь размещался в викторианском особняке – красный кирпич, кремового оттенка камень, высокие своды. Словом, почти дворец. Дэн оценил бы, подумала Стелла, неуклюже вылезая из автобуса. Мысль кольнула острой болью.
Нэнси нервно одернула юбку.
– Господи, такое чувство, будто к королю идем чай пить.
Коридоры были широкие, как шоссе, из окон, вытянутых под самый потолок, открывался отличный вид на море. По террасированному саду слонялись пациенты в синих больничных пижамах, многие – с подоткнутым пустым рукавом или штаниной. Стелла вся взмокла. Затравленного вида санитарка направила их с Нэнси в хирургию. Нэнси сдерживала шаг, подстраивалась под тяжелую, медленную поступь Стеллы, пока они не достигли распашных дверей искомого отделения.
– Туда я не пойду, подружка, и не проси. Выше нос! Ты сама отлично справишься. А я на диванчике посижу, сигаретку выкурю. Не торопись. – И с внезапной тревогой Нэнси спросила: – В госпитале ведь курить не запрещено?
И вот Стелле снова десять лет, и она отправлена к мисс Бёрч на факультативные занятия латынью, в то время как Нэнси топает на домоводство. Несколько шагов до стойки дежурной сестры показались милями, сама сестра, в накрахмаленном переднике и почти монашеском головном уборе, без неунывающей дерзкой Нэнси внушала трепет. Дэн пытался учить Стеллу независимости, уверенности, отваге, он даже преуспел, но с его исчезновением из ее души улетучились, не успев закрепиться, и эти качества. Ох, Дэн…
Сестра смягчилась, узнав, кто такая Стелла и к кому приехала. Тусклые, проницательные глаза скользнули по огромному животу.
– Скажите, миссис Торн, наш врач сообщил вам, какой характер носит травма вашего супруга? Постарайтесь справиться с потрясением, когда увидите его. Или по крайней мере постарайтесь сделать так, чтобы ваш супруг не заметил, насколько вы потрясены. Рука заживает без осложнений, но мы еще подержим тут мистера Торна, понаблюдаем. Он бывает довольно… возбужден; если хотите, удручен. Приходится давать ему соответствующие лекарства. Плюс упадок душевных сил, вполне понятный в его состоянии.
– Вы сказали – рука заживает? Но я думала…
– Конечно, руку мы ампутировали выше локтя, но часть все-таки осталась, и это очень хорошо – будет к чему прилаживать протез. Вот мы и пришли, милая миссис Торн. Четвертая койка направо.
На койке лежал Чарлз – но какой-то другой. Он спал; на пухлой белоснежной подушке лицо казалось желтым, ярко выделялись воспаленные, видимо, искусанные губы. Волосы Чарлза еще поредели, тонкая, сухая кожа туго обтягивала череп, особенно выделялись виски. Обрубок, замотанный в бинты, лежал поверх одеяла. Словно младенец Христос на картинке в комнате, которую используют для занятий воскресной школы, подумалось Стелле.
Лицо Чарлза вдруг исказилось, культя дернулась вверх, снова бессильно упала. В следующую секунду рот растянулся в немом вое. Спящий Чарлз всхлипнул, слезы брызнули из-под сомкнутых век.
– Чарлз…
Стелла с трудом поднялась, обошла койку, чтобы дотронуться до здоровой руки.
– Чарлз, это я, Стелла. Все хорошо, ты в госпитале, в Англии.
Он открыл глаза, уставился на жену, еще ничего не понимая. Зрачки на фоне ледяной бледно-голубой радужки казались крохотными точками. Чарлз моргнул, попытался сесть, словно смущенный тем, что застигнут врасплох, в минуту слабости.
– Не знал, что ты приедешь, – пробормотал он.
– Не утруждайся, лежи. Я собралась в дорогу, как только узнала, где ты. Мне так жаль, Чарлз. Ты прошел через ужасные испытания. Теперь по крайней мере ты снова на родной земле. Медсестра говорит, осложнений нет, ты быстро поправляешься…
Запас банальностей иссяк, во рту пересохло. Стелла замолчала, с трудом сглотнув.
– Тебе больно?
– Нет. Я чувствую… то есть я ничего не чувствую.
– Это хорошо, – сказала Стелла, отнюдь не уверенная в правильности своих выводов.
– Дай, пожалуйста, попить.
Чарлз покосился на тумбочку, на кувшин. Стелла снова обошла кровать, налила воды, повернулась к Чарлзу, поймала отвращение во взгляде. Чарлз смотрел на ее раздутый живот. «Нас обоих постигло изменение облика. Только, похоже, мой живот шокирует Чарлза больше, чем меня – его культя», – с грустью подумала Стелла. Попыталась поднести стакан к губам Чарлза, но тот сердито дернул головой.
– Напиться я и сам в состоянии.
С трудом он сел на койке, здоровой рукой взял стакан.
– Может, хочешь чаю? Так я сейчас попрошу медсестру…
– Здесь тебе не чайная, а сестры – не официантки. Им есть чем заняться, помимо беготни с подносами.
Сконфуженная, Стелла ретировалась на стул. Чаю она предложила больше с целью отвлечь мужа. Он лежал теперь на спине и смотрел прямо перед собой, играя желваками. Стелла судорожно прикидывала, что бы такое сказать, и уже хотела пожаловаться на тяготы путешествия в Саутгемптон, когда заметила: подбородок Чарлза дрожит, а в глазах снова скопились слезы.
