– А откуда ты это взял? – на всякий случай спросила она.
– Со стола, – махнул рукой Фаби.
– Вот за стол и пойдем.
За изучением папки, полной материалов о массенах, драконах и семействе Бастельеро, причем сразу на двух языках, немецком и испанском, их и застал Людвиг. Сначала он, зайдя в библиотеку, поздоровался с Ринкой. Нежно. Потом нахмурился и переспросил:
– Ты – Фаберже?!
– Привет, пап! – радостно отозвался мальчишка. – А мама научила меня читать по-астурийски!
Когда он в доказательство потряс в воздухе листочком с печатью Братства Ворона, глаза Людвига округлились, а на скуле стала проступать чешуя.
– Где ты это взял? Рина?..
– Да здесь на столе лежало. Это что-то секретное? – Ринка включила блондинку, а для убедительности похлопала ресницами.
– Уже нет. – Людвиг на миг зажмурился, а потом открыл глаза и улыбнулся. Чуть кривовато, но уже почти спокойно.
– Пап, а почему у тебя чешуйки? А почему они черные? Пап, ты тоже дракон?.. – подскочивший к нему Фаби попытался отковырнуть чешуйку, получил по рукам, но ничуть не расстроился и принялся прыгать вокруг Людвига, забрасывая его вопросами.
Ринка смотрела на это, едва сдерживая смех. Бедный Людвиг, всего день не был дома, а тут такие новости! У него, оказывается, бастард. И дракон-оборотень. И король являлся. И секретная папка уже прочитана и почти пущена на самолетики. А вот нечего разбрасывать секретные документы где ни попадя.
– Фаби, угомонись! – прикрикнула на малыша Рина и, когда синие-синие глазки уставились на нее в ожидании ответов на сто и один вопрос, сказала уже спокойно: – Людвиг не дракон, Людвиг – всадник.
– Барготова мать, – устало выдохнул супруг и упал в ближайшее кресло. – Рина, радость моя, ты можешь мне по-человечески объяснить, что за дурдом у нас творится?
– Я и объясняю. Все хорошо, Людвиг. – Ринка едва подавила желание спеть ему песенку «Все хорошо, прекрасная маркиза». – Фаби, оказывается, оборотень. Мне тут Собака кое-что рассказала…
– А она тебе не рассказала, почему он похож на меня и Гельмута в детстве?
– На Гельмута тоже? Э…
– Потому что ты мой папа! – радостно разрешил все сомнения Фаби. – Я видел твой портрет. И я хочу быть как ты.
– Барготовы подштанники…
– А кто такой Баргот? А зачем ему подштанники?
– Тихо! – в один голос велели Ринка и Людвиг, переглянулись и засмеялись.
Ринка – немножко истерически, Людвиг… наверное, тоже.
– Ладно, продолжаем. Значит, Фаби – оборотень и похож на меня, потому что ему так захотелось. А если тебе захочется стать похожим на Рихарда?
– Не-а, не захочется. Он старый и некрасивый.
– Для игры, чтобы никто не догадался, что это ты. Сможешь?
– Не-а, – чуть подумав, грустно ответил Фаби. – Я же пока не умею колдовать. Но я научусь! Папа, а ты научишь меня снимать проклятия? А проклинать? А делать умертвия, как Рихард? А…
– Тишина в библиотеке, – спасла супруга, у которого опять стала проступать чешуя, Ринка. – Фаби, люди могут отвечать только на один вопрос за одну единицу времени. Твое мышление может быть сколь угодно параллельным, но речь-то последовательна.
– Параллельное мышление, а что это такое? – теперь интерес Фаби сосредоточился на Ринке.
– Объясню потом, если ты не доведешь Людвига до… хм… – Теперь научный интерес обуял Ринку. Видимо, это очень заразно. – Людвиг, а если ты не будешь сдерживаться, каким ты станешь?
– Ты не хочешь этого видеть, поверь, – поморщился он.
– Хочу! – в один голос заявили Ринка и Фаби. – Папа, ну пожалуйста! – это уже был один Фаби, все же взрослой герцогине канючить не пристало, а мелкому дракончику – запросто. Иногда удобно быть маленьким и невоспитанным.
– Нет, – устало прикрыл глаза Людвиг.
– Ну па-ап!
– А ты пробовал когда-нибудь? – Ринка сделала Фаби знак помолчать, потому что с папой надо иначе. Ласково. И под научным соусом. – У тебя, наверное, дневники наблюдений есть…
– Есть, и я их тебе дам. Только при условии, что ты не будешь меня просить превратиться в монстра.
– Не буду! В монстра – точно не буду! – радостно пообещала Ринка, уже готовая бежать за дневниками наблюдений.
– Завтра. А сейчас не увиливайте, господа, и выкладывайте все. – Строго глянув на Ринку, он веско добавил: – Все, радость моя, а не избранные моменты.
– А я что… – Ринка похлопала ресницами. – Мне скрывать нечего! Фаби – дракон-оборотень и будущий драконий полицейский, я – слышащая, ты – всадник, доктор Курт – глава ордена массенов и манипулятор хренов, Гельмут – сволочь наглая. Да, и я выяснила, что такое твоя чешуя, вот! Это такой термокостюм, чтобы охлаждать дракона для полета. Я совместила две чешуйки, твою и алого дракона. Хочешь, покажу опыт?
– Что за опыт? Почему без меня? Я тоже хочу!.. – разумеется, встрял Фаби.
– Тишина в библиотеке! Я тебе зачем объясняла про этикет?
– Ну ма-ам!
– Ну-мам и ну-пап не сработает, юноша. Или вы ведете себя прилично, или марш из аудитории! – Ринка скопировала интонации своего университетского профессора.
Фаби тяжело вздохнул, а со стороны Людвига послышались аплодисменты.
– Ты открываешь все новые грани своего совершенства, моя радость. Браво!
– Великая укротительница чешуйчатых монстров – сегодня и всегда с вами! – Ринка шутливо поклонилась. – Так что, в лабораторию? Прекрасная, изолированная от дома, в отдельном помещении. Наверное, там и магическая система безопасности есть. Ты же посмотришь, правда? – Подойдя к Людвигу, она протянула ему руку.
– Я не буду превращаться в монстра, Рина. – Он улыбнулся и поцеловал ее запястье.
– А я и не прошу в монстра. – Она кокетливо склонила голову набок. – Мы просто поставим маленький, совершенно безопасный эксперимент!
– Ага, – поддержал Фаби. – Совершенно безопасный!
Переглянувшись, Ринка с Людвигом рассмеялись. Все же быть родителями юного дракончика, который никак не может выучить значение слова «тормоза», чрезвычайно увлекательно. Если вы это переживете.
Виен, Астурия. Вилла «Альбатрос»
Людвиг
Вечер в кругу семьи Людвигу неожиданно понравился. Он даже на удивление быстро смирился с тем, что перед глазами постоянно маячило напоминание о безоблачном детстве. Фаби взял образ с последнего детского портрета Людвига, сделанного за месяц до того, как на него свалилось наследство. Этот портрет Людвиг держал дома в качестве напоминания: жизнь непредсказуема и изменчива, надо радоваться тому, что имеешь, пока оно у тебя еще есть. Однако каждый раз при взгляде на тот портрет становилось грустно и одиноко, вспоминался ужас отца и матери, когда они впервые увидели Людвига Бастельеро вместо Людвига Хаас.
