– Да, правда? Ну, я не хотел… в смысле не хотел делать тебе неприличных предложений. Но раз уж так получилось, позавтракаем вместе? Я безумно соскучился.
– Я… да, – для убедительности Ринка кивнула. Два раза. – Я тоже. Ты…
«Ты поцелуешь меня наконец?» – хотела спросить она, но не успела. Людвиг сгреб ее в охапку и поцеловал. Медленно, жадно, словно ждал этого поцелуя так же долго, как она. Целую вечность.
А потом кто-то нетерпеливо дернул ее за рукав.
– Ну ма-ам! Сколько можно! Ну па-ап! – И на них упал сугроб.
– Фаби! Что ты творишь!
Ответом им с Людвигом был заливистый мальчишеский хохот.
– А, герр Бастельеро, вот вы где!
Не успела Ринка проморгаться от снега и порадоваться, что воспользовалась супер-водостойкой тушью, как послышался довольный папин голос:
– Вы уже познакомились с моей дочерью? Прекрасно! Идемте же… ох!
Снежок, пущенный меткой рукой Фаби, стукнул отца в грудь. И тут же еще один ударил Людвига, на сей раз – дело рук доктора Курта. Ринка тоже включилась в игру: они с Людвигом и Фаби против старшего поколения.
Эпическая битва, в которую втянулась едва ли не половина города, затихла лишь с первым ударом курантов. И тут же Ринку обняли с двух сторон: Людвиг и Фаби.
– Загадай желание, Фаби. – Она стряхнула с золотистых мальчишечьих локонов снег.
– Зачем?
– Это наше волшебство. Что загадаешь на Новый год, непременно сбудется.
– Тогда я хочу, чтобы мы были настоящей семьей! И чтобы ты вернулась домой, а то папа без тебя грустный. И братика хочу! И сестричку! И рогатку! Папа, научи меня делать рогатку!
Ринка с Людвигом переглянулись и одновременно рассмеялись. Вот теперь все определенно было хорошо и правильно.
Черноголовка, квартира доктора Ланского.
За час до рассвета
Рина
– Я знал, что вы передумаете, – раздался знакомый тихий голос.
Ринка вздрогнула и едва не уронила пакет кефира, который только что достала из холодильника. Людвиг уснул, а ей почему-то не спалось. Вот она и вышла на кухню, выпить кефира и немножко подумать о своем, о девичьем.
Ага, подумаешь тут, когда на твоей (ладно, папиной) кухне внезапно образуются драконы. Впрочем, испортить ее прекрасное настроение было не под силу даже десятку драконов.
– И вас с Новым годом, – вздохнула Ринка и села на табуретку. – Кефиру хотите?
– Не откажусь, спасибо.
Налив в две кружки, Ринка отпила из своей и невольно улыбнулась. Всего пару часов назад из этой кружки пил Людвиг. А прямо сейчас он спит в ее старой узкой кровати. И она совсем скоро вернется к нему, обнимет, и утром они проснутся вместе. Завтра и еще много-много раз.
– Так что вы хотели, Аш?
– Извиниться.
Ринка чуть не поперхнулась. Алый дракон знает такое слово? Чудеса!
– Ладно, я вас прощаю. – Она махнула рукой. – За все оптом.
Аш тихо рассмеялся.
– Я правда рад, что вы возвращаетесь в Астурию. И я не такое чудовище, как вам показалось.
– Ага, вы совсем другое чудовище. Вам снова что-то от меня нужно?
– Ничего особенного, Рина. Всего лишь убедиться, что вы счастливы.
– Это-то вам зачем?
– Будем считать, что это мой личный научный эксперимент.
– И как, удачный?
– Есть шанс, что все получится.
Ринка допила кефир и вздохнула.
– Ладно, я вижу, что вам не терпится рассказать. Давайте, раз уж пришли.
– Скорее попросить. Не злитесь на Фаби, пожалуйста. Он не человек, хотя ему и хочется считать себя таковым. Он дракон, а мы – совсем иные. И он будет вести себя как дракон.
– Я уже догадалась, что он дракон.
– Вы смеетесь, это хорошо. Значит, не сердитесь на него?
– Нет.
– И вы по-прежнему готовы считать его своим сыном?
– Ну да. А что, вы против?
– Наоборот, я очень этому рад. Видите ли, Рина, драконам редко удается побыть детьми. И еще реже у драконов бывают любящие родители. Мы не рождаемся чистыми листами, как люди. Мы помним слишком многое, чтобы сохранять детскую свежесть восприятия. Но иногда, у особых счастливчиков, получается «забыть» лишнее и наслаждаться открытием мира заново.
– Насколько я вижу, Фаби это вполне удалось.
– Да. И у него есть шанс научиться любить, пока он не вспомнил все. Научите его. Я сам, к сожалению, не могу. Мне не дано.
– Почему не дано?
– Я слишком стар и слишком дракон, – улыбнулся Аш. – У нас любовь считается атавизмом, практически патологией. Я с этим не согласен, но я – лишь теоретик. А вы можете научить Фаби любить. Показать ему, что любовь – это не болезнь, а настоящая гармония. И наш сын сможет вырасти полноценной личностью, а не холодным снобом, как все драконы. Вы сделаете это для него?
– Я не знаю, Аш, как научить кого-то любить.
– Просто, Рина. Просто любите сами и позвольте ему быть рядом. Любите его.
– Ладно, – пожала плечами Ринка и заглянула в пустую кружку. – Но вы мне все же объясните, зачем драконам понадобилась именно я?.. Аш?
Когда она подняла взгляд, напротив никого не было. И если бы не вторая кружка из-под кефира, то она бы решила, что Аш ей приснился. Впрочем, какая разница, если он все равно не ответил.
Эпилог
Виен, Астурия. Королевский дворец
Гельмут
– Ты передал директору театра, что мы желаем видеть в главной роли только мефрау Лорелей, баронессу Ингебрудскую? – Гельмут отставил чашку утреннего шамьета и улыбнулся фаворитке, всего неделю назад получившей титул за свои выдающиеся достоинства.
– Разумеется, ваше величество, – склонился секретарь.
– Вот видишь, дорогая, вопрос решен. Нам не нужны франкские примадонны, ты – прекраснее всех.
Лорелей кокетливо поправила бант на выдающемся декольте.
– Ах, дорогой, моя благодарность будет просто безмерна! – Она томно облизнула губы, давая понять, какую именно благодарность имеет в виду.
Гельмут был не против получить ее прямо сейчас, но секретарь по-прежнему стоял столбом и верноподданнически ел его величество глазами. Как всегда! Дела, снова дела и опять дела! Ни минуты на личную жизнь!
– Что там еще? – проворчал Гельмут, точно зная, что секретарь скорее позволит себя казнить, чем уберется с глаз долой и не сообщит чего-то важного. Впрочем, именно поэтому Гельмут дал ему дворянство и платил жалованье больше, чем главе Оранжереи.
