Не успел Людвиг свернуть вслед за девицей в подворотню, как послышался новый вопль. Перепуганный. Долгий. Зато звук неожиданно чистый и объемный, такому и оперная дива могла бы позавидовать. Весьма, весьма впечатляюще.
– Надо же, – пожал плечами Людвиг и остановился в подворотне, в тени.
Девица все еще орала. Отличное дыхание, не всякая прима так долго выдержит высокую ноту. Хотя смысла в ее вопле Людвиг не видел. Те двое бродяг и десяток крыс, которые вызывали вокальные упражнения, все равно не оценят. Им что примадонна, что посудомойка, без разницы. Была бы женского пола. Вон, уже сально ухмыляются, поднимаются…
У девицы наконец кончилось дыхание. Замолкнув, она совершенно ровно спросила:
– А почему они такие здоровые? – на том же ужасном астурийском. – И цвет странный. Никогда не видела ярко-рыжих крыс.
Бродяги переглянулись и гнусно осклабились.
– Ты не тех боишься, красавица, – просипел тот, что повыше и с сохранившимися зубами. Черными. Редкими.
Он потянулся к девице, так и стоящей столбом. Точно, шок у нее. Жаль, она спиной, зрачков не видно. Но наверняка расширенные.
Людвиг уже собрался вмешаться – нечего всякому отрепью портить его лабораторный материал! – как девица ударила бродягу по руке и отскочила вбок, натопырившись, словно помоечный енот над куском колбасы. Теперь она была к Людвигу в профиль, намного удобнее для наблюдения.
– Руки не тяни, а то ноги протянешь! Лучше поймайте мне koshku, так и быть, дам на выпивку.
Кажется, в первый раз она назвала зверя собакой. А теперь – koshku. Не забыть его поймать.
– Прыткая, – проскрипел второй, обходя девицу с фланга. – Горячая небось. Давно у меня не было такой шустрой бабенки. Держи ее, Жердина!
До девицы начало доходить, что здесь что-то не так. Она перевела взгляд на ржавый нож, висящий у одного из бродяг на поясе, затем на лица бродяг, на дома, на небо… Обычное утреннее небо, наполовину затянутое облаками.
– С ума сойти! – благоговейно прошептала она. – Два солнца?
– Придурочная, что ли? Это погодный шар. Давай снимай одежку!
– Что? – девушка растерянно захлопала глазами. – Это ограбление?
– Это изнасилование! – заржали бродяги и с двух сторон потянулись к девице.
Она снова завизжала – соль третьей октавы, неплохой диапазончик! – и, выхватив из уродливой тряпичной сумки что-то черное с гнутой костяной ручкой, принялась отбиваться. Мгновение Людвиг пытался понять, что это такое, может быть, иномирское оружие? Но через пару секунд засмеялся про себя: это ж зонт, просто непривычной конструкции! Складной! Хорошо бы она его не сломала, интересно будет изучить. Девица тем временем отбивалась зонтом и лягалась. Особого вреда она бродягам не причиняла, да и те не торопились заваливать девицу. Развлекались с легкой добычей.
Надо отдать ей должное, отбивалась она бойко. Людвиг даже залюбовался. Интересно, мефрау Амалия Вебер в такой ситуации боролась бы за свою честь или грохнулась бы сразу в обморок? И тут же сам себе ответил, что мефрау Амалия Вебер в такую ситуацию ни за что бы не попала. Благородные девицы не шляются по сомнительным подворотням в поисках диковинных зверей. Он на мгновение представил на месте иномирянки Амалию, и его губы сами собой скривились в усмешке.
А ведь король не назвал имени невесты, это матушка решила во что бы то ни стало женить его на дочери подруги. Так что место для маневра еще очень даже остается!
Людвиг еще раз, уже с другим прицелом, осмотрел иномирянку. Здорова, сможет выносить и родить ему наследника, правда, не девственница, но это Людвиг как-нибудь переживет. Зато у девицы нет родни, за ней точно не стоят добрые соседи вроде кавалера Д’Амарьяка, к тому же будет полностью зависеть от него. Выглядит невзрачно, что определенно плюс: красоток, считающих себя пупами мироздания в силу внешних данных, он накушался по самое не могу. На эту же только конюх позарится, а конюхов у Людвига нет и не будет. Опять же, она будет держать язык за зубами, даже если увидит что-то лишнее. Разболтать-то некому. Но самый большой плюс – это выражение августейших физиономий, когда он представит жену матушке и королю!
Определенно, девица свалилась ему в руки по воле Баргота! И перечить ему Людвиг не станет.
– Прекратить балаган, – велел Людвиг, выходя из тени.
Бродяги, а вместе с ними и девица, замерли. Сначала от неожиданности, а потом – разглядев фибулу-маргаритку – от страха.
– Мы это… – Рожи бродяг перекосились.
– Мефрау пойдет со мной, а вы… – Людвиг выразительно поднял бровь. – Брысь.
Бродяги, мелко кивая, попятились и, стоило Людвигу моргнуть, развернулись и с громким топотом помчались прочь. Из-под их ног выскочил иномирский зверь, зашипел и запрыгнул на обломки ящика.
– Kysa. – Людвиг протянул руку к зверьку, и тот без раздумий запрыгнул, позволил спрятать себя под полу плаща и там заурчал, как моторчик. Людвиг обернулся к незнакомке, закрывающейся от него зонтом, как шпагой. Ее губы беззвучно шевелились. – А вы, мефрау, поправьте одежду и следуйте за мной.
Виен, Астурия. Где-то в закоулках
Рина
– Ах ты, собака… – прошептала Ринка, глядя, как мохнатая тварь устраивается под плащом у незнакомца. – Вот проснусь!..
Ей очень хотелось верить, что все окружающее – сон. И бело-серо-рыжая кошка, внезапно поменявшая расцветку и породу на бирманскую, и незнакомый обшарпанный город, и вонючие агрессивные бомжи, разговаривающие по-немецки, и этот странный мужчина в черном… Почему-то было ужасно досадно, что мохнатая собака вот так легко пошла к нему на руки. От нее удирала, а к незнакомцу – пошла. А ведь он, между прочим, куда опаснее бомжей: выше, явно здоровее, шире в плечах и взгляд убийцы. Не просто же так бомжи от него рванули, теряя тапки.
О великий Ктулху, давай я уже проснусь, а?..
Ктулху не откликнулся. Ринка не проснулась.
Наверное, потому что не спала, как ни ужасно было в этом себе признаваться. И на глюки не похоже. Совершенно. Слишком все четко, ярко и достоверно. И к тому же больно. Чертовы бомжи ее несколько раз задели, и хорошо, если она не заразится от них какой-нибудь местной гадостью! А этот, чтоб ему икалось, стоял и смотрел! Мерзавец!
– А вы, мефрау, поправьте одежду и следуйте за мной, – велел незнакомец с глазами убийцы и едва заметно усмехнулся, мазнув взглядом по выставленному вперед зонту.
Скотина. Самоуверенная аристократическая скотина!
– Кто вы такой и какого черта вам от меня нужно? – опустив зонт и задрав подбородок, потребовала она ответа по-немецки, благо язык крайне подходящий для высокомерного хамства, и мысленно поблагодарила бабулю: не зря с четырех лет дрючила внучку языком предков. Вот и пригодилось.
Где-то в животе ворочался холодный комок страха, но Ринка изо всех сил его игнорировала и подогревала в себе злость: нельзя показать аристократической скотине страх, шансов на спасение вообще не останется! Их и так кот наплакал… нет, не думать об этом! Злиться и держать спину!
