Попутчики не позволили ей заплатить свою долю за такси:
– Ехать с вами, мэм, для нас честь и привилегия!
Перед Новым годом Дейзи получила недельный отпуск и уже считала минуты: ведь попасть домой на прошлое Рождество ей не удалось. Она дала слово нескольким летчикам и летчицам АТА побывать на новогодних танцах на авиабазе и жалела, что самое красивое платье, перешитое миссис Робан, ждет ее дома.
Желая раздобыть новости о Томаше до отъезда домой, она набралась храбрости и стала расспрашивать о нем других летчиков.
– Сапенак? – Пилот, служивший до перехода в АТА в гражданской авиации, задумался. – Было бы проще ответить вам, мисс Петри, если бы он садился и взлетал здесь. Одно могу сказать точно: если бы с Сапенаком случилась беда, мы бы об этом обязательно узнали.
У Дейзи отлегло от сердца:
– Вы уверены?
– Сапенак – очень уважаемый авиатор. Мы бы знали, не сомневайтесь.
– Большое вам спасибо!
– Хотите отблагодарить – подарите мне танец на новогодней вечеринке.
– С радостью, сэр. – Дейзи улыбнулась. – Позволите еще один вопрос?
– Задавайте. Если я знаю ответ – отвечу, нет – так и скажу.
Дейзи покраснела. Она интересовалась Томашем, потому что он несколько недель не давал ей о себе знать. А с какой, собственно, стати? Он ничего ей не обещал, наоборот… Разве что попросил ее запомнить маршрут и дал слово пролететь вдвоем с ней. Слово он не сдержал, и в этом было все дело: Дейзи твердо знала, что Томаш Сапенак – не тот человек, который нарушает свои обещания.
– Подполковник авиации Сапенак – летчик-истребитель. Если бы его сбили при выполнении задания, вам стало бы об этом известно. Но вдруг он занимался чем-то еще?
– И такое, конечно, возможно, мисс Петри. Опытный многоязычный летчик – ценнейший специалист. Его могли забросить на вражескую территорию за кем-то или за чем-то. Даже мы, скромные транспортные пилоты, иногда делаем больше, чем просто перегоняем самолет Икс из пункта А в пункт В.
– Значит, я напрасно тревожусь?
Летчик пожал плечами:
– Это зависит от того, насколько вы с ним близки.
Дейзи опять покраснела:
– У нас с ним был общий друг, только и всего. Я не знала, что он многоязычный – наверное, это значит, что он говорит не только по-английски и по… – ну, на чем там говорят в его Чехословакии…
– Именно так. Теперь вы должны мне танец. Надеюсь, подполковник даст о себе знать еще до Рождества.
Дейзи поблагодарила летчика и отправилась в общежитие, где, заварив чай, села греться и думать.
Неужели и Томаш, друг Эдейра… Нет, только не это! Но Томаш не сдержал слово – не похоже на него! Более того, он даже ничего не предпринял, чтобы объяснить, почему так произошло. Причин может быть две: либо он оказался там, откуда не в силах с ней связаться, либо с ним стряслась беда.
Она чуть не расплескала чай – так громко заколотили вдруг в дверь. Она поставила чашку и побежала открывать.
За дверью стоял некто, уже занесший кулак для нового удара по двери.
– Петри? Отлично. Вам звонят. Потрудитесь проследовать в штаб.
И посыльный был таков. Дейзи поспешила за ним.
Звонят? Ей? Когда ей в последний раз звонили? Только бы не плохие известия!
В штаб она влетела совсем запыхавшаяся. Двое летчиков сидели за своими письменными столами, трубка на черном телефоне у окна, вопреки ее ожиданию, покоилась на рычагах. На лице Дейзи отразились, наверное, все ее чувства, потому что один из летчиков, подняв на нее глаза, улыбнулся.
– Он сейчас перезвонит, мэм, дело в том, что…
В этот момент задребезжал телефон. Летчик показал Дейзи жестом, чтобы она ответила. Она повиновалась и пролепетала в трубку:
– Алло!
– Привет, Дейзи, как дела? Это Томаш.
Какое же облегчение слышать дружеский голос!
– Томаш? Где вы?
– Дома. – Такой ответ ровным счетом ничего ей не говорил. – Простите, что не сдержал свое обещание, Дейзи. Я был немного занят.
Что тут скажешь? В присутствии двух летчиков, слышавших каждое слово, задавать вопросы было невозможно.
– Ничего страшного.
– Вы поедете на Рождество домой?
– Да.
– Тогда позвольте пригласить вас на ужин в сочельник.
Сочельник… У семейства Петри была незыблемая традиция – посещать в канун Рождества полуночную церковную службу.
– В сочельник я хожу в церковь. В Дартфорде.
– Сначала мы могли бы поужинать, Дейзи. Я все объясню. Пожалуйста, скажите «да».
– Да.
– Я с вами свяжусь. Спокойной ночи, Дейзи.
– Спокойной ночи.
Провода прогудели «отбой», и Дейзи тихо положила трубку. Поблагодарив всех в кабинете, она вернулась в общежитие.
Как она жалела, что разговор получился таким коротким! До нее не сразу дошло, что она согласилась поужинать с Томашем в канун Рождества. Где он назначит ей свидание – в центре города? А что, если у них в квартире? Она ее вовсе не стыдилась – родители красиво обставили свое жилище и поддерживали в нем хирургическую чистоту, но ее беспокоило, как отреагирует мать, когда узнает, – а держать ее в неведении нельзя, – что дочь проведет сочельник не дома, за семейным ужином, а в ресторане с чехословацким пилотом… Хорошо хоть, что он не аристократ – во всяком случае, так она предполагала. Однако джентльмен, как считала Дейзи, непременно пожелает зайти за девушкой домой и представиться ее родителям. Боже, лишь бы не получилось кошмара! Пусть мама занимается с Джорджем и не проявляет интереса к чехам со словаками! Почему бы Томашу не приехать сюда, на базу, и не пригласить ее куда-нибудь прямо здесь? Где он заночует в канун Рождества в Дартфорде? Уж не у Хамблов ли? Похоже на то.
В следующие недели она пять раз выполняла летные задания: дважды перегоняла самолеты, трижды перевозила офицеров ВВС. Как все летчики АТА, она свято хранила свой блокнотик с записями о характеристиках самолетов различных типов. Она не знала, отучится ли когда-нибудь волноваться, перед тем как сесть в кабину самолета, которого раньше даже не видела. По-хорошему полетам на таких аппаратах должны были бы предшествовать долгие часы инструктажа; но то по-хорошему, а не в военное время!
К ее немалому удивлению, Фред, не большой любитель писать, прислал весточку и признался, как он горд за свою дочь: …Чтобы девочка, да еще такая малютка, летала на здоровенной махине! Как твой отец, я бы желал тебе лучшей жизни, деточка, но опять-таки как твой отец я должен сказать, что мое сердце бьется с гордостью за тебя и за Роуз, которая трудится на заводе как мужчина. После Великой войны тоже многое поменялось: женщины стали работать плечом к плечу с мужчинами, но о таком, как сейчас, никто и подумать не мог. Если бы я увидел, как ты летишь в самолете, то задохнулся бы от страха и мигом поседел, но я – самый гордый отец в Дартфорде и всегда им останусь. Джордж вкалывает за двоих. Он – хорошая компания для твоей мамы. Меня он умоляет научить его водить. О его отце ничего неизвестно – счастливое избавление! – а Джордж не задает вопросов. Не думал, что Флора решится расстаться с вещами нашего Рона, но она очень старается для Джорджа, и купоны Рона пошли ему на новую обувь. Он сейчас рисует тебя в самолете. В искусстве я не силен, но вижу, что это самолет, а в нем ты – неплохо, верно?
