В данном случае в роли слабого выступила собачка президента, и атака захлебнулась — в конечном счете президент только завоевал большую симпатию, поскольку многие люди естественным для них образом приняли сторону преследуемого, как это было и в случае с Панчо Вильей.
Часто мы испытываем искушение загладить свои ошибки, но чем больше стараемся, тем хуже порой результат. Иногда бывает правильнее оставить все как есть. В 1971 году, когда газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала «Бумаги Пентагона», подборку правительственных документов об истории присутствия США в Индокитае, Генри Киссинджер пришел в дикую ярость. В бешенстве от того, что администрация Никсона допустила подобную утечку, он сделал распоряжения, которые в результате привели к формированию группы, названной «Бригадой слесарей по устранению утечек».
Так была создана команда, которая впоследствии проникла в помещения демократической партии в Уотергейте, что положило начало цепочке событий, закончившихся импичментом и отставкой Никсона. В действительности публикация бумаг Пентагона не являлась серьезной угрозой для администрации, но реакция Киссинджера все изменила. Пытаясь решить одну проблему, он создал другую: маниакальное стремление сохранить секретность привело к результатам гораздо более разрушительным для правительства и президента. Если бы Киссинджер проигнорировал публикацию пентагоновских документов, возникший из-за них скандал угас бы сам собой довольно скоро.
Тень и человек
Шалун какой-то тень свою хотел поймать:
Он к ней, она вперед; он шагу прибавлять,
Она туда ж; он, наконец, бежать:
Но чем он прытче, тем и тень скорей бежала,
Все не даваясь, будто клад.
Вот мой чудак пустился вдруг назад;
Оглянется — а тень за ним уж гнаться стала.
Красавицы! слыхал я много раз:
Вы думаете что? Нет, право, не про вас;
А что бывает то ж с фортуною у нас;
Иной лишь труд и время губит,
Стараяся настичь ее из силы всей;
Другой, как кажется, бежит совсем от ней;
Так нет, за тем она сама гоняться любит.
Иван Крылов
Вместо того чтобы зацикливаться на проблеме, раздувать ее и усугублять, показывая, сколько тревоги и беспокойства она у вас вызывает, часто умнее бывает надеть презрительную маску аристократа, не показывая, что вы вообще знаете о существовании этой проблемы. Есть несколько способов применения этой стратегии.
Первый способ — назовем его политикой кислого винограда. Если вам очень сильно чего-то хочется, но вы понимаете, что не можете это получить, самое худшее, что можно сделать в этой ситуации, — это демонстрировать свое разочарование и жаловаться во всеуслышание на свою неудачливость. Намного лучше сделать вид, что это никогда на самом деле не было для вас так уж важно.
Когда в 1861 году почитатели Жорж Санд выдвинули ее кандидатуру в качестве первой женщины-академика Французской академии, Санд не потребовалось много времени, чтобы понять, что академия ни за что ее не признает. Вместо того чтобы добиваться этого, она публично заявила, что не заинтересована в том, чтобы присоединиться к группе изношенных, вышедших в тираж, потерявших популярность пустышек. Ее презрительное высказывание опередило отказ академиков и оказалось на редкость удачным ходом: если бы она стала негодовать, то показала бы, что членство в академии для нее важно. Вместо этого она определила академию как сборище стариков — так стоило ли сердиться или огорчаться из-за того, что ей не придется скучать в их обществе? Восклицание «Зелен виноград!» иногда рассматривают как проявление слабости, в действительности это тактика сильных.
Второй способ: если вас атакуют «снизу» — кто-то, кто слабее или ниже вас, — не обращайте внимания, покажите, что вы даже не заметили атаку. Смотрите вдаль с рассеянным видом или отвечайте ласково, с милой улыбкой, демонстрируя, как мало значит для вас это нападение. Сходным образом, если с вами случилась какая-то неприятность, лучшее, что можно сделать, чтобы смягчить впечатление от своей ошибки, — показать, что вы относитесь к этому легко.
У японского императора Го Сайина, большого поклонника чайной церемонии, была бесценная древняя чаша для чая, предмет зависти всех придворных. Однажды гость, Дайнагон Цунехиро, попросил разрешения поднести чашу поближе к свету, чтобы получше ее рассмотреть. Чашу редко трогали с места, но император был в добром расположении духа и позволил взять ее. Дайнагон бережно взял ее в руки и вышел на террасу, однако, когда он поднял чашу к свету, она выскользнула у него из рук и, упав на камни в саду, разбилась вдребезги.
Император, разумеется, был вне себя. «Я был и вправду ужасно неуклюж, выронив ее, — произнес Дайнагон с низким поклоном, — но на самом деле причинил не так уж много вреда. Эта чаша Идо была очень стара, и как знать, сколько бы еще могла она существовать, но ведь она была скрыта от людских глаз, и я даже думаю, может, такой конец и неплох для нее». Этот абсурдный и удивительный комментарий немедленно возымел действие: император успокоился. Дайнагон не стал оправдываться и не рассыпался в преувеличенных извинениях, но продемонстрировал свое достоинство и силу, прокомментировав свой промах с оттенком презрения. Император был вынужден ответить с подобным аристократическим безразличием, проявление гнева и огорчения было мелочным и неблагородным, и это дало Дайнагону преимущество, которым он не преминул воспользоваться.
Если соперник вам равен, такая тактика может обернуться против вас: демонстрируя безразличие, вы можете показаться бессердечным. Но с начальником или господином, если действовать быстро и без раздражения, это может сработать великолепно: сглаживая своей реакцией его гнев, вы экономите его время и энергию, которые он потратил бы, размышляя об этом, и к тому же позволяете ему публично продемонстрировать отсутствие мелочности.
Если мы начинаем извиняться или отрицать свою вину, когда нас подловили на ошибке, это только ухудшает ситуацию. Литератор эпохи Возрождения Пьетро Аретино часто хвалился своей аристократической родословной, которая на самом деле была подделкой. Когда его враги в конце концов раскопали правду, молва разошлась в одно мгновение, и скоро вся Венеция (Аретино в то время жил там) с изумлением узнала о его лжи. Начни он оправдываться — он только еще больше упал бы в общественном мнении. Аретино нашел способ ответить так, чтобы не уронить своего достоинства: он признал, что действительно является сыном ремесленника, но заявил, что если он, поднявшись из низов, был способен достичь таких высот, то это лишь подчеркивает его величие. С тех пор он никогда более не повторял прежней лжи, повсюду с гордостью рассказывая новую версию своего происхождения.
Помните: достойная реакция сильного человека на досадные мелочи и раздражающие пустяки — презрение или снисходительность. Старайтесь не показывать, что вы задеты, обижены или расстроены, — этим делу не поможешь, вы лишь признаете тем самым существование проблемы. Презрение — это блюдо, которое лучше подавать холодным.
