Бернард рассмеялся, и его громовой хохот эхом разнесся по пустому пространству. Его губы снова залила кровь.
– Идиот, то, что случилось со мной в детстве, позволило тебе существовать! Мои обряды позволили тебе остаться, сделали тебя настоящим. Тебе следовало внимательнее слушать, что говорила тебе эта блядь. Я уже мертв и похоронен. Это не я тебе снюсь. Не меня ты видишь. А себя. Вы видите самих себя, части меня, которые живут в вас, во всех вас.
Темноту прорезали крики, вопли невероятного ужаса. Кричал Рик.
– Мы все едины. Мы все – одно и то же. Приди ко мне домой, Алан.
Рик кричал все громче.
– Хватит, – сказал я.
– Все, что у тебя есть, дал тебе я. Все началось с меня.
– Хватит!
– Такая красота, – прошипел он. – Такая красота.
Я подался вперед, неуверенно двинулся к нему. Бернард выпрямился во весь рост, но не попытался защититься. Я издал животный вопль и сверху вниз полоснул его по лицу, потом по горлу. Широко замахиваясь, я снова и снова кромсал алую плоть, заливая кровью нас обоих. Бернард по-прежнему ухмылялся, но отшатнулся, потом припал спиной к стене.
Задыхаясь, я вонзил нож ему в живот, отпрянул и упал на колени; сунул руку под рубашку и коснулся крестика, подаренного мне матерью.
Ты все еще веришь?
Я медленно поднялся – с ног до головы меня покрывали брызги крови – и уставился на тварь. Изрезанное и исколотое чудовище все еще держалось на ногах, все еще ухмылялось и упорно не отводило глаз.
Все еще веришь в то, что означает этот символ?
Существо медленно истекало кровью и в конце концов сползло на пол и село у стены, прямо в массу плоти и костей.
Я шагнул вперед.
– Ты веришь в Ад?
– Ад находится на Земле, – пробулькал он. – Посмотри вокруг. Вся планета проклята, и никто об этом даже не подозревает. Они все уже в Аду. Я просто оказался ближе к его сути, а теперь и ты тоже. Вам всем конец. Всем вам.
Ты все еще боишься темноты?
Рывком я сорвал цепочку с шеи, вытянул крестик из-под рубашки и крепко зажал в свободной руке. Другая рука на удивление ровно держала фонарик.
Веришь ли ты до сих пор в то, что Он защитит тебя?
– Веришь ли ты в Бога, который никого не наказывает? – спросил я.
Что Он любит тебя?
– Во всепрощающего Бога?
Что Он никогда тебя не забудет?
– А не мстительного?
Ты все еще боишься темноты?
Я представил себе крестики на окнах в квартире Джулии Хендерсон – ее мир ее защищал. И вспомнил день, когда моя мать вложила этот крестик в мою ладонь и сказала, что любит меня. И вскоре умерла, а у меня остался только этот предмет, который я сжимал теперь в руке.
Ты все еще веришь?
– Скажи, ты все еще веришь в такого Бога?
У него изо рта текла кровь.
– Я вообще не верю в Бога.
– Ты – нет, – сказал я. – Но я верю.
Я со всей силы протолкнул кулак ему в глотку, мимо голых десен и липкого, влажного языка. Когда тварь сомкнула челюсти на моем запястье, я протолкнул руку еще глубже и вонзил крестик ей в глотку.
Тварь выблевала мою руку с такой силой, что я рухнул на спину. Фонарик упал на пол и откатился в сторону, по пути вспышками кидая круги света на стены.
Я увидел собственную руку, залитую кровью по самый локоть. Я увидел, как тени приобретали кошмарные формы.
– Это я дал тебе веру! – Тварь, которая была когда-то Бернардом, уставилась на меня влажными белыми бельмами, а потом изогнулась, забилась в конвульсиях. Она двигалась все быстрее и быстрее, пока не превратилась в размытое пятно невероятно быстрого, ужасающе яростного движения.
Рычание и шепот окружили меня, словно стая волков, старая фабрика начала содрогаться и трястись.
Здание разваливалось у нас на глазах.
Глава 36
Здание содрогалось, сверху сыпались куски потолка, стены рассыпались, пол трескался. Я поднялся на ноги, перебрался через груду обломков и увидел рядом с собой кусок старой толстой балки.
Подхватив доску, я двинулся к Бернарду. Его окровавленное тело сидело, привалившись к стене, все еще размытое от нечеловеческих конвульсий и судорог. Я поднял доску над головой.
Он внезапно замер. Яростная дрожь теперь передалась всему вокруг – разрушавшемуся зданию. Влажные глаза распахнулись и взглянули на меня с выражением, в котором мелькнула невинность.
– Алан? – Его голос стал высоким, как в детстве. – Алан? Помоги, тут… тут так темно, я не могу выбраться.
Я замер, держа оружие над головой.
– Мне страшно! Алан, мне… так страшно!
– Все это ложь. Ты не существуешь.
– Но я – это ты, Алан, – сказал он. – Я – это ты.
Я ударил изо всех сил. Доска впилась ему в висок, распоров кожу. Он осел на бок, содрогаясь в конвульсиях. Не обращая внимания на рушившуюся вокруг нас фабрику, я перехватил доску как биту и стал бить снова и снова, сосредоточенно, с поразительным спокойствием превращая его голову в сплошное кровавое месиво. Закончив, я замер и в полном забытьи уставился на плод своих усилий.
Может быть, он был прав.
В отдалении я услышал какую-то возню, потом тяжелое дыхание, и сквозь дурман пробился голос Рика, выкрикивавшего мое имя. Окружающий мир обрел резкость, и неожиданно Рик оказался рядом со мной. Его одежда была перепачкана, на лице алел небольшой порез, Рик выглядел исцарапанным и взъерошенным, но в целом казался невредимым. Его трясло одновременно от страха и ярости.
– Я его видел, – сказал он. – Блин, я видел его, там, внизу.
Я оглянулся через плечо, но жуткое существо поглотил мрак.
– Сюда! – выкрикнул Рик.
Я бросил доску и увернулся от обломка потолка, который упал рядом и разбился об пол. Прикрыв рукой лицо, я пригнулся и бросился на голос. Пол накренился и задрожал, я потерял равновесие, но продолжал бежать, а вокруг сыпались обломки.
Рик обнаружил в задней стене пару больших вертикальных окон, которые достигали самого пола. Оконные проемы были заколочены. К тому времени, как я оказался рядом с ним, Рик уже принялся разбивать доски кулаками. Дерево треснуло, и мы оба стали тянуть, вырывая отломанные куски. Не обращая внимания на разбитые в кровь руки, Рик бил и пинал доски, пока не пробил достаточно большую дыру, чтобы мы могли протиснуться.
Он схватил меня за плечо и потянул к окну.
– Вперед! Вперед!
