Пока Валдис решал, что ему нужно делать, Дронго
демонстративно прошел в одну из комнат, где все уже было приготовлено к «приему
гостей». Валдис, взбешенный неудачами и зная (все-таки психология в таком деле
самая главная вещь), что у Дронго нет оружия, попытался сам ворваться в комнату
и выстрелил в замок, после чего взрывной волной на него опрокинулась дверь.
Выйти из здания было проще простого. К этому времени в банк
уже ворвались десятки работников милиции и врачей. Были среди них и сотрудники
банка. И, конечно, никто никого не знал. В наступившей панике он спокойно ушел
и, поймав попутную машину, почти сразу выехал за город, не сожалея об
оставшейся у Юсуфа-ака зубной щетке. Возвращаться к старику было никак нельзя.
Можно было подвести и самого старика, и его семью. А этого Дронго очень не
хотелось.
И вот теперь он уже второй час сидит прямо на земле под
жарким осенним солнцем, ожидая, когда наконец сюда подойдет этот злосчастный
поезд. И думать в такую жару почти невозможно. Но если сидеть просто без дела,
то вообще можно сойти с ума. Приходится заниматься хоть чем-то.
Можно уверенно сказать, что преступная цепочка Будагов,
Камалов и этот Валдис не ограничивается тремя лицами. Там есть еще кто-то, от
кого цепочка идет и дальше, и выше. Судя по всему, цепочка представляет собой
достаточно сильную цепь, если было принято решение о ликвидации начальника
милиции Рахимова. На такие дела мафия обычно в одиночку не решается. Здесь
нужна санкция очень большого человека, который сможет в случае необходимости прикрыть
всех. И это даже не прокурор города Камалов, а некто еще повыше.
Он сидел на земле и ждал поезда. Это было одно из редких
мгновений его жизни, когда можно было просто сидеть и ничего не делать. Не
бояться очередного выстрела в спину, не ожидать внезапного телефонного звонка,
не опасаться предательства. Наделенный душой и способностью чувствовать
человек, думал Дронго, всегда остается один. Едва осознав себя как личность, он
уже пытается осмыслить мир через призму собственного восприятия, собственного поиска
смысла жизни. Может, поэтому все наши попытки по построению идеального
человеческого общества обречены на неудачу, ибо невозможно переделать человека
— его страхи и сомнения, его пороки и добродетели.
Впервые в жизни он думал не о конкретном задании, которое
нужно выполнить, а вообще о смысле своего существования на этой земле. Все
идеалы, под знаменем которых проходила его молодость, оказались либо ложными,
либо преданными. Университет, в котором он учился, уже назывался по-другому.
Раньше он носил гордое имя пламенного революционера, теперь назывался именем
его идеологического противника, вовремя успевшего сбежать на Запад и оттуда
проклинать собственную страну, считая, что можно пойти даже на соглашение с
фашистами «третьего рейха» в надежде свалить существующую на своей Родине
систему.
В партию, в которую Дронго вступил в двадцать четыре года,
уже не верил никто. Даже новые лидеры партии видели в ней лишь инструмент для
достижения собственных амбициозных целей, а не средство защиты трудящихся. Первые
годы после развала Дронго еще верил, что огромная страна, которой он отдал свою
жизнь и судьбу, еще восстановится. Но реальность, в которую не хотелось верить
и которая была слишком очевидна для такого блестящего аналитика, как Дронго
давала о себе знать. Страна, в которую он верил и защищал, больше не
существовала. И никогда не могла возродиться в том состоянии, в каком она
прежде пребывала. И это тоже была реальность, с очевидностью которой нужно было
считаться.
Даже те службы, с которыми он работал, уже больше не
существовали. Теперь оставшаяся часть этих служб размещалась в другом
государстве, и он формально мог быть даже обвинен в шпионаже в пользу чужой
страны. Чужой. Москва уже не была столицей его родины, Таллинн и Киев, Ташкент
и Рига уже не были городами его страны. Во многие из этих столиц теперь нужно
было получить визу, если её, конечно, еще захотят дать. И так было во всем.
Из блестящего эксперта с очень большими перспективами он
превратился по существу в лицо без профессии. Нельзя было серьезно считать
профессией его работу в журнале, где он появлялся на несколько часов в день.
Прожив полжизни, он потерял все — свою страну, любимых
женщин, с которыми не мог быть до конца откровенен в силу своей профессии, саму
профессию, которая оказалась ненужной в его маленькой, но суверенной стране.
Конечно, можно было успокаивать себя тем, что его
деятельность объективно принесла пользу очень многим людям — он ловил торговцев
наркотиками и контрабандистов, боролся против национальных мафий и бандитских
групп, разгадывал трудные кроссворды зарубежных разведслужб и разоблачал
иностранных агентов. Но все это вдруг начинало казаться мелким и ненужным. Сама
его жизнь — сложная и богатая приключениями, вдруг оказалась пустой, словно в
ней не было того стержня, на котором могла состояться его судьба. Не было
семьи, которую он так и не создал за годы своих странствий, и не было страны,
которую он так любил и защищал. И это был подлинный итог его нелегкой судьбы,
словно та нелегкая плата за успехи, коими он мог гордиться.
По-настоящему он любил только одну женщину в своей жизни —
Натали Брэй. Она погибла осенью девяносто первого, спасая ему жизнь. В этом
было какое-то роковое совпадение. Осенью девяносто первого окончательно
развалилась страна, в которую он верил и которой служил. Он встречал после
этого много женщин, но ни одна из них не была похожа на Натали. Впервые они
познакомились в Вене двенадцатого ноября восемьдесят восьмого года. И уже
спустя менее чем месяц — третьего декабря расстались в Буэнос-Айресе, так ничего
и не сказав друг другу. Вернее, сказав все в последнюю минуту. И именно тогда
он узнал её настоящее имя — Натали.
Потом было его тяжелое ранение и несколько лет, проведенных
дома. Когда, наконец, они снова увиделись, была поздняя осень девяносто первого.
Там они впервые любили друг друга. И там он потерял Натали. Все женщины, с
которыми он потом встречался, напоминали ему Натали. Или он хотел, чтобы они
были немного похожи на Натали. Он вспомнил известную фразу — «Если у тебя было
много женщин — значит, ты не знал женщину. Если у тебя была одна женщина —
значит, ты знал женщину». Натали и была той единственной, в которую можно
влюбиться только один раз в жизни. И после смерти которой ты чувствуешь свое
самое страшное одиночество во всей Вселенной.
Он сидел на земле и ждал поезда. Даже выходя победителем из
тяжелейших положений, в опасных схватках с труднейшими противниками он не
чувствовал полного удовлетворения. Словно что-то ушло, что-то сломалось. Раз и
навсегда. Может, поэтому он и не брал пистолеты нападавших на него в банке
преследователей, словно еще и еще раз пытаясь сыграть в рулетку с судьбой,
пытаясь обмануть самого себя, пытаясь выйти победителем при неравных условиях.
Дронго чувствовал, что с ним происходит медленная
трансформация. Из азартного, увлеченного, веселого человека он становился
меланхоликом и циником. Он знал, что скоро подойдет поезд, и он снова
превратится в супермена, прекрасного аналитика и лучшего эксперта, который
снова и снова будет разоблачать негодяев, бороться против мафии, ловить чужих
шпионов и помогать собственным разведчикам. Но все это будет только тогда,
когда сюда подойдет поезд. Тот самый, которого он ждет.
