Господи, только не это, содрогнулся Дронго, а женщина между
тем продолжала.
— Подъехала машина. А я стою, даже внимания не обращая.
И вдруг какой-то чернявый к машине подбежал. Наклонился так и что-то
спрашивает. А потом трах, как будто кто из хлопушки бабахнул, потом еще раз
бабахнуло, и я смотрю, человека убили. Вот какой ужас у нас творится. Уже на
улицах людей убивают. Милиция приехала, спрашивает меня, что я видела. А что я
могла видеть? Ничего. И даже если бы видела, не сказала бы ничего. У меня уже
внуки есть. Зачем мне такие неприятности? Потом этот бандит меня и порешит. Ну,
я им ничего и не сказала.
— Да, — мрачно сказал Дронго, — да,
действительно безобразие.
Он отошел от продавщицы и выбросил мороженое в мусорный
ящик.
Значит, нужно исходить из того, что Родионов убит. Как глупо
он подставился. Неужели, приехав сюда, он не понимал, что за ним будет
наблюдение? Взбешенные неудачами с Дронго, они, конечно, попытались взять
реванш и пристрелили Родионова. Эх, полковник, полковник! А ведь он был
неплохой специалист, работал поочередно то в Первом, то во Втором главном
управлении. И так просто попался. Видимо, нервы. Или возраст, все-таки он уже
на пенсии несколько лет.
Полковник был одним из немногих людей, которым доверял
Дронго. И вот теперь его нет. Если учесть, что в Москве они смогли выйти на их
место встречи, а в Ташкенте Дронго сразу узнали, то их соперники были людьми не
просто хорошо подготовленными, а обладающими очень большой, значительной
информацией. И из этого следовало исходить в будущем.
Теперь легче всего было плюнуть на все и уехать. Полковника
Родионова больше не было, а его друга Иваницкого он просто не знал. И не имел
понятия, насколько можно доверять этому Иваницкому. Но Дронго знал, что теперь
он не уедет. Нельзя оставлять безнаказанным убийство своего старого друга, если
хоть немного уважаешь самого себя. Нельзя бросать поле боя в самый решающий
момент. Но теперь следовало менять тактику ведения борьбы. Следовало исходить
из того, что оборваны все нити и ты находишься один на вражеской территории.
Как всегда, один и, как всегда, окруженный врагами.
Поздно вечером он позвонил снова по известному ему телефону
полковнику Иваницкому.
— Это снова от Петра Петровича, я, к сожалению, не могу
ждать, мне нужно увидеться с вами очень срочно.
— Хорошо, — не колеблясь, ответил
Иваницкий, — мы увидимся с вами через полчаса. Вы можете приехать к метро
«Планерная»?
— Через сорок минут, — попросил Дронго, — я
нахожусь довольно далеко.
— Договорились, — положил трубку полковник. Дронго
пришлось добираться до этой отдаленной станции не сорок, а сорок пять минут, и
он несколько опоздал. У входа в метро стоял высокий пожилой человек,
опиравшийся на палку. Заметив Дронго, он сам подошел к нему.
— Это вы звонили от Петра Петровича?
— Да.
— Идемте со мной.
Иваницкий, чуть волоча правую ногу, пошел в сторону
ближайших домов. Дронго — следом, стараясь держаться рядом. Они уже прошли
шагов сто, когда наконец Иваницкий спросил:
— У вас что-нибудь случилось?
— Да. Поэтому мне нужна была срочная встреча.
— Сейчас поднимемся ко мне и там поговорим.
— Нет, — возразил Дронго.
— Что нет? — не понял Иваницкий.
— Не нужно к вам подниматься, лучше поговорим прямо
здесь.
— На улице?
— Так больше шансов, что нас не услышат. У вас в доме
могут быть вмонтированные микрофоны. Иваницкий остановился, повернулся к нему.
— Почему?
— Я так думаю, — быстро сказал Дронго, — те,
против кого мы действуем, либо группа «Феникс», либо очень подготовленное
подразделение какой-то спецслужбы.
— С чего вы решили?
— Знаю.
— Идемте, сядем там на скамеечке. Мне трудно говорить
стоя, — предложил Иваницкий, — рассказывайте, что конкретно вы имеете
в виду?
Они прошли еще шагов тридцать и устроились на скамейке в
глубине двора. Отсюда хорошо просматривался весь дворик. Несмотря на темную
ночь, двор был неплохо освещен, и они видели, что, кроме них, в этот поздний
час здесь никого нет.
— Так что вы мне хотели рассказать? — спросил
Иваницкий, обхватив обеими руками свою палку.
— Они знали, что я приеду в Ташкент, — вздохнул
Дронго.
— Как вы сказали? — спросил, заметно волнуясь,
Иваницкий.
— Они знали, что я приеду в Ташкент, — упрямо
повторил Дронго, — они даже знали, кто именно приедет к ним для проверки.
— Рассказывайте, — глухо попросил полковник.
— Мне удалось выйти на банкира Будагова, который меня
принял. Но в момент встречи я обнаружил, что он знает о моем прибытии. И не
просто знает, а конкретно знает, кто я и зачем туда прибыл. В результате мне с
большим трудом удалось оторваться.
— Как он узнал?
— Там был человек, бывший майор литовского КГБ, который
меня опознал. Фамилии его я не знаю. Зовут Валдис, блондин, лет сорока,
спортивного вида, хорошо двигается, в общем довольно подготовленный тип. С ним
целая команда профессионалов.
— Они вас узнали?
— Да.
— И они вас отпустили? — недоверчиво спросил
полковник.
— Не совсем. Они очень просили меня задержаться, но я
решил не доставлять им слишком большого удовольствия.
— Давайте без метафор. Я не понимаю таких вещей. Так
что произошло в Ташкенте?
— В банке меня ждала целая группа подготовленных
профессионалов. В общем, они готовы были меня ликвидировать.
— И вам удалось от них уйти?
— Как видите.
— Можно узнать, каким образом?
— Они убрали из банка всех сотрудников и начали охоту
за мной по всему зданию, — спокойно ответил Дронго, — охота кончилась
тем, что двое из них были ранены, а двое заперты на складе.
— У вас было оружие?
— Вы же наверняка знаете, что нет. Иваницкий замолчал.
Потом, наконец, спросил:
— Вы хотите сказать, что в одиночку сумели расправиться
с четырьмя вооруженными профессионалами. Я вас правильно понял?
— Неужели вы думаете, что я вас обманываю? —
устало спросил Дронго. — Вы ведь должны были обо мне слышать. Или хотя бы
знать, как действовали эксперты специального комитета ООН. Однажды в Кампучии
мы вчетвером, причем один был достаточно серьезно болен, взяли целую базу
полпотовцев, освобождая своего товарища. Там их было около пятидесяти человек.
Неужели и это вы считаете выдумкой?
— Теперь я вспомнил, — кивнул Иваницкий, — вы
Дронго, тот самый. Живая легенда всех советских спецслужб. Странно, я считал
вас намного старше. А вам, по-моему, не больше пятидесяти.
