— До сих пор не раскрытое, — кивнул Чижов, —
после которого мне дали выговор.
— А Михеева выгнали на пенсию, — добавил Комаров.
— Вот именно. Поэтому у меня с этим Хотивари свои
счеты. Хотя тогда он был другом погибшего и даже горевал по поводу его смерти.
— Что не помешало ему занять место убитого, —
быстро добавил Комаров.
— Кончайте посторонние разговоры, — прервал их
воспоминания Пахомов, — при чем тут нападение на дачу Хотивари?
— Очень даже при том, — возразил Комаров. —
Ты помнишь о нападении на Рафаэля Багирова в день похорон Караухина?
— Разумеется. Я ведь просил передать мне и это дело. Но
его тогда поручили Варнакову, сказав, что не усматривают никакой связи в
случайном совпадении.
— Вот видишь. А вчера на дачу Хотивари напала чеченская
группа Асланбекова. Там было очень много погибших. Среди них и Исахан
Караханов. Сейчас везде слышны глупые домыслы о нападении, в котором участвовал
и Караханов. На самом деле это не так. На даче они собирались встретиться и
договориться о совместных действиях. Там были Хотивари и Караханов. И еще
представитель Багирова. Их всех хотели убить, как Багирова в тот день. Ты меня
понимаешь?
— Откуда ты это знаешь? — спросил ошеломленный
Пахомов.
— Знаю, — повысил голос Комаров, — знаю,
поэтому говорю. Эти все преступления связаны. Связаны между собой. И они будут
продолжаться до тех пор, пока мы не найдем списков. Понимаешь, списков, из-за
которых всех убивают.
— Каких списков? — не понял Чижов. Комаров, поняв,
что несколько увлекся, с досады прикусил губу. Затем все-таки сказал:
— У Караухина были важные документы. И все ищут эти
документы.
Пахомов еще раз взял список.
— И все вы знаете, — пробормотал он, —
поэтому я всегда так не люблю контрразведку. Когда нужно, вы не помогаете,
предпочитая оставаться в стороне.
— Ко мне это тоже относится? — уточнил Комаров.
— К тебе тоже, — подтвердил Пахомов, — если у
тебя было столько информации по этому делу, чего ты все время молчал?
— Во-первых, я не молчал, — обиделся
Комаров, — я тебе обо всем говорил. Просто есть оперативная информация,
которую я не всегда вправе разглашать.
— Теперь вправе?
— О вчерашнем нападении на дачу Хотивари написали все
газеты. Знаешь, сколько там убитых? Было целое побоище. Молчать не имеет
никакого смысла.
— Ты думаешь, Караухина убили люди Асланбекова? —
тихо спросил Пахомов.
— Думаю, да.
— Доказательства? У тебя есть доказательства?
— Пока нет. Это наша оперативная информация, которую,
конечно, нельзя будет предъявить в суде. Но очень много данных, что в нападении
на Караухина участвовали именно люди Асланбекова.
— Почему тогда у Соболева нет таких данных? —
все-таки не сдавался Пахомов. — Мы задействовали всю милицейскую агентуру,
но она не дает нам подобной информации.
— Этого я не знаю. В последнее время вообще много
непонятного в нашей работе, — пожал плечами Комаров, — не меня об
этом нужно спрашивать.
— Учту, — не выдержал Пахомов, — заявляешься
сюда и с гордым видом говоришь о своих данных, которые нельзя ни проверить, ни
доказать. Какой ты к чертовой матери следователь? Ведь должен понимать, что я
не могу твои слова к делу подшить.
— А ты должен понимать и мое положение, —
разозлился в свою очередь Комаров, — я ведь работаю не в прокуратуре, где
можно говорить все, что угодно, и не отвечать за свои слова. Мы сто раз
проверяем каждое сообщение.
— А мы не проверяем?
— Поэтому у вас такая херовая раскрываемость, —
Уже не сдерживаясь, заорал Комаров.
— Потому, что вы, сукины дети, нам мешаете, — тоже
закричал Пахомов, — потому, что не даете работать. В спину дышите. Везде
свои микрофоны понаставили. Думаешь, я совсем дурачок, да? Не сумел обнаружить
ваш микрофон под моим столом? Да я сразу все понял после исчезновения Пенькова.
— Какой микрофон? — спросил свистящим шепотом
Комаров.
Чижов испуганно глядел на обоих. Пахомов вдруг осознал,
какую оплошность он допустил. Отступать было уже нельзя.
— Ваш микрофон, — сказал он и, нагнувшись под
столом, достал небольшой «жучок», швырнув его в своего старого товарища.
Тот ошеломленно молчал. Потом встал и подошел к окну,
собираясь с мыслями. В кабинете наступило молчание.
— Давай выйдем, — предложил наконец Комаров.
Пахомов, подобрав микрофон, аккуратно положил его на свой стол и вышел первым. Следом
за ним вышли Комаров и Чижов. Проходя по коридорам прокуратуры, они молчали,
обдумывая случившееся. У одного из кабинетов Пахомов остановился.
— Надеюсь, они установили свои микрофоны не во всех
кабинетах. Давайте зайдем сюда. Думаю, в нашем зале нам будет более уютно, чем
у меня в кабинете.
Они вошли в небольшой зал и устроились на задних сиденьях.
— Может, я уйду? — предложил Женя Чижов.
— Сиди, — махнул Комаров, — все равно всё уже
знаешь.
Пахомов молчал. Он смотрел почему-то на свои руки, но молчал.
— Ты ничего не знал про микрофон? — спросил он
наконец.
— Ничего, — нахмурился Комаров. — Значит,
кто-то слушал все наши разговоры. И теперь этот кто-то знает, что мы его
раскрыли.
— Да, вляпались мы с тобой в историю, — засмеялся
вдруг Пахомов, — я-то считал, что это твоих рук дело.
— Когда заметил?
— Только два дня назад. До этого микрофона не было —
это точно. Я после исчезновения Пенькова обыскал весь кабинет, думал,
что-нибудь похожее найду. Ничего не было. А теперь появилось. Вот я и начал все
свои важные разговоры вести в столовой или в коридоре. Очень забавно, да?
— Думаешь, Пенькова нарочно забрали перед приездом
твоих ребят? — понял Комаров.
— Я думал, это твоя работа. Забрали его в ФСБ, чтобы
быстрее всё выяснить и лавры победителей себе присвоить. Раскрыть нашумевшее
дело. Поэтому я так спокойно относился к исчезновению Пенькова. Думал,
вернется. Но когда через два дня он не вернулся, я начал беспокоиться. Теперь я
понимал, как важно его найти. Но милиция его до сих пор не нашла. Тогда я снова
осмотрел свой кабинет и обнаружил этот микрофон.
— Ясно, — вздохнул Комаров, — а я думал, вы
меня нарочно за нос водите, не говорите, где находится Пеньков.
— Его взяли за несколько минут до приезда
Чижова, — напомнил Пахомов, — если это не твоя работа, то кто тогда
мог сообщить о поездке Чижова в Люберцы?
— Кроме нас троих, кто-нибудь еще знал об этом? —
спросил Комаров у самого Чижова.
