— Договорились, — Иваницкий встал, протянул руку.
— Удачи вам. За Родионова не беспокойтесь. Он в
надежном месте.
— Спасибо. Передайте ему привет.
— Обязательно. Как вы доберетесь домой? Уже так поздно.
— Я поймаю машину, — улыбнулся Дронго, — за
меня не беспокойтесь. Не пропаду.
Оба, поняв двусмысленность ситуации, коротко рассмеялись и
еще раз пожали друг другу руки.
На следующее утро Дронго отправился в билетные кассы
покупать билет в Лондон, но, как он и предполагал, билетов не было. Не достав
билетов в компаниях «Аэрофлота» и «Бритиш эйруэйз», он поехал в другую компанию
— «Трансаэро». Здесь повезло больше, нашлось одно место бизнес-класса в Лондон,
и он, наконец купив билет, вернулся в свою гостиницу. Весь следующий день он
проспал, лишь дважды выходя из отеля, чтобы купить продукты и воду. Ташкентское
противостояние отняло у него много сил и энергии, и он, словно верблюд,
откладывающий пищу в горб, заряжался энергией на предстоящую поездку в
Великобританию.
В воскресенье в одиннадцать сорок он вылетел из
Шереметьево-1 в Лондон. Только при посадке он узнал, что самолет полетит в Ригу
и уже затем в столицу Англии. Это его взволновало. Он не был в Прибалтике с тех
пор, как отделившиеся три республики объявили себя суверенными государствами и
ввели свои визы для въезда.
Последний раз он был в Таллинне в начале девяносто второго,
когда познакомился там с Марией Грот. Или Ириной Кислицыной, чья жизнь так
глупо и нелепо оборвалась в Бельгии, в красивом ухоженном лесу под Брюсселем.
Она ошиблась тогда только один раз, но в проклятой работе, которой они
занимались, ошибаться было нельзя. И тогда она недрогнувшей рукой приставила
пистолет к своему сердцу.
Воспоминания о той последней встрече в Прибалтике были
горькими. Но Рига… с ней были связаны и приятные воспоминания. Во времена
существования единой страны он часто приезжал в этот город по своим делам и
останавливался в гостинице «Латвия». Лучшие номера этого отеля были расположены
на каждом этаже в правой части здания, если смотреть со стороны входа. Внизу
был неплохой диско-бар, считавшийся по тем временам просто рассадником всех
человеческих пороков и неприятностей. На самом деле это было очень скромное и
небольшое заведение, где играла не очень популярная западная и очень популярная
советская музыка и куда приходили молодые парни и девушки просто потанцевать и
весело провести время под надзором дежурных милиционеров, стукачей-швейцаров и
барменов.
Среди посещавших диско-бар была и высокая красивая
блондинка. Она была ширококостной, чуть полноватой и вместе с тем удивительно
стройной девушкой. Волосы она распускала, но иногда появлялась и с собранными
сзади. Немного вздернутый ровный носик и несколько круглое лицо с красиво
очерченным подбородком только усиливали общее впечатление.
Он встречался с другими женщинами, но что-то мешало ему
подойти именно к ней. Они часто виделись в этом баре, улыбались друг другу,
иногда даже здоровались, но и только. Потом он встретил эту девушку в книжном
магазине, совсем рядом с отелем. Она работала продавщицей в отделе, где выдавались
очередные тома сочинений классиков. Он её узнал не сразу. Она была в брюках,
заправленных в сапоги, в светлой кремовой водолазке и красивой телогрейке,
одетой сверху. Последний раз он был в Риге в декабре восемьдесят четвертого. И
тогда твердо решил, что в следующий приезд обязательно заговорит с этой
девушкой. Следующего приезда не получилось.
Через три дня в Риге была предпринята попытка пронести на
борт самолета оружие и все участники этой акции были арестованы. Выяснилось,
что это оружие принадлежало офицерам госбезопасности и одному эксперту ООН,
сотрудничавшему с «Интерполом», которые просто не успели вовремя сдать свои
чемоданы, опоздав на рейс. Ни один из троих задержанных не стал рассказывать о
своей настоящей работе. По решению руководства КГБ настоящие пистолеты заменили
на игрушечные и объявили, что кто-то пытался просто провести стартовые
пистолеты-зажигалки. Всех троих тут же освободили, но строго-настрого приказали
больше не появляться в Латвии без разрешения руководства.
Потом были другие страны — Югославия, Индонезия, Америка. Но
уже никогда не было Латвии и не было той высокой красивой девушки, которой он
так и не успел ничего рассказать. Кроме того, в Латвии жила очень старая
приятельница его матери, женщина героической судьбы, одна из первых комсомолок
республики, не боявшаяся в страшные послевоенные годы ездить по деревням и
встречаться с молодыми людьми. Однажды в клуб, где проходила встреча,
неожиданно заявились «лесные братья», не щадившие ни коммунистов, ни
комсомольцев. Ей повезло, в тот вечер их возглавлял не обычный командир, бывший
офицер гитлеровской армии, а один из местных сельчан, разбогатевший за время
фашистской оккупации и теперь люто ненавидевший новую власть. На его вопрос,
кто она такая, девушка честно ответила, что она секретарь райкома комсомола.
Бандиты её не тронули, решив, что в столь юном возрасте можно быть лишь…
секретарем при большом начальнике (в смысле секретарши), а не самой возглавлять
райком комсомола.
Женщину звали Сюзанна Силиверстовна Яковлева, и потом много
лет она проработала в Центральном Комитете местной компартии. Они любили
отдыхать друг у друга. Его мать ездила в Ригу, а Сюзанна Силиверстовна
приезжала к ним со своими тремя внуками. После распада страны связи оборвались,
и мать боялась звонить в Ригу, опасаясь, что её старой подруги уже нет в живых.
Сюзанна Силиверстовна привозила в подарок изумительный латышский крестьянский
черный хлеб и латышскую колбасу, вкус которой они за эти годы уже успели
позабыть.
Теперь, подлетая к Риге, он думал о том, что сойдет на
латышскую землю, пусть ненадолго, пусть всего лишь на час, но это будет впервые
за последние одиннадцать лет. Однако его ждало горькое разочарование. В
аэропорту, куда они приземлились, их просто не выпустили из самолета. Им
объяснили, что самолет и без того опаздывает и поэтому пассажиры, летевшие в
Лондон, могут подождать и в самом самолете. Затем появилась новая бригада
бортпроводников и бортпроводниц, составленная из сотрудников латышских
авиалиний. Интересно, что явно русские девушки, общаясь с пассажирами, говорили
с латышским акцентом по-русски. Правда, по внутреннему радио передавали все
сообщения только на английском и латышском языках, тогда как почти никто из
сидевших в самолете не знал ни первого, ни второго.
А потом принесли обед. Кормили на всем протяжении пути
просто великолепно, как обычно кормят в самолетах «Трансаэро», известных своим
качеством обслуживания и сервисом. Но на этот раз принесли обед, очевидно,
заказанный в Риге. И там лежал завернутый в целлофановый пакетик кусочек того
самого черного латышского хлеба, который они все так любили. Он развернул
целлофан и долго вдыхал аромат этого хлеба, гладил его, шептал какие-то слова.
Хлеб был зримый, теплый, мягкий, на секунду подаривший ему ощущения детства,
покоя, тепла.
В Лондон он прилетел умиротворенный. Не хотелось думать о
списках, об убитых банкирах, об убийцах и следователях. Но и не думать было
невозможно. Самолет приземлился в аэропорту Гатвика, и, довольно быстро пройдя
таможенный и пограничный досмотр, он вышел в большой зал прилета, сразу заметив
в правой стороне яркие рекламные плакаты туристического агентства Кука.
