«Вольво» припарковался. Из него вышел крепкий невысокий
человек в короткой распахнутой дубленке и быстро зашагал к подъезду. Егоров
застыл с сигаретой во рту. Он не мог поверить своим глазам. Гришка Русов
собственной персоной. Вот повезло! Вот кто поможет лучше любого частного
детектива.
– Гришка! Григорий Петрович, подожди! Русов резко
остановился.
– Привет, Иван. Я тебя не узнал. Ты что здесь делаешь? – Его
лицо не выражало ни радости, ни удивления. Он машинально пожал Егорову руку и
взглянул на часы.
– Гришка, как хорошо, что я тебя встретил! – быстро взахлеб
заговорил Егоров. – Слушай, у меня беда. Ты, кажется, в Министерстве
образования?
– Ну почти, – кивнул Русов, – а в чем, собственно, дело?
– Смотри-ка, ты разговаривать научился как большой
начальник, – радостно заулыбался Егоров, – понимаешь, моя Оксанка совсем
свихнулась, ушла вместе с детьми в какую-то идиотскую секту, я не могу ничего
выяснить. Вот только что нанял частного детектива в этом агентстве, – он кивнул
на одну из медных табличек, прибитых у подъезда.
– Прости, Ваня, я очень спешу, – нервно поморщился Русов, –
рад тебя видеть, но спешу, прости, старичок. Вот, возьми мою визитку, позвони
мне, – он похлопал Егорова по плечу, сунул ему в руку глянцевую карточку,
шагнул в подъезд. Тяжелая дубовая дверь бесшумно закрылась за ним.
Егоров несколько секунд разглядывал красивую визитку. Текст
был отпечатан золотыми тиснеными буквами, с одной стороны по-русски, с другой
по-английски.
«Министерство образования России. Русов Григорий Петрович,
помощник министра, председатель Совета по взаимодействию с нетрадиционными
культурно-оздоровительными объединениями», – прочитал Егоров и обрадовался еще
больше. Он не ожидал, что так повезет. Теперь все будет хорошо. У Гришки связи.
Гришка поможет. Они, конечно, друзьями никогда не были, но ведь выросли вместе.
И вместе приехали из Синедольска завоевывать Москву двадцать пять лет назад.
* * *
Сколько раз писателю Виктору Годунову приходилось чувствовать
космический щекотный холодок предсмертного ужаса вместе со своими героями,
сколько раз придуманные им люди глохли от стука собственного сердца, понимая,
что каждый удар может оказаться последним. Но писатель Виктор Годунов сочинял
какой-нибудь хитрый ход и спасал своих героев.
Теперь надо было спасать самого себя, непридуманного,
живого, измотанного человека, промокшего до нитки под нудным майским дождем,
Никиту Юрьевича Ракитина. Но ничего, кроме бессмысленного блуждания по утренней
сонной Москве, автор популярных криминальных романов для себя самого придумать
не мог.
Москва кажется совсем другой, когда в ней некуда деться,
когда не знаешь, где предстоит провести ближайшую ночь. Впервые за свои
тридцать восемь лет Никита Ракитин слонялся по родному городу, как испуганное
бездомное привидение.
Ему везде чудились слишком внимательные, настороженные
взгляды. Если идущий навстречу пешеход прятал руку в карман, ему мерещилось,
что вот сейчас в этой руке окажется пистолет. Если тормозила рядом машина, у
него перехватывало дыхание потому, что он уже слышал заранее, как коротко и
сухо трещит автоматная очередь.
Три часа назад, покинув свою квартиру через черный ход,
перепрыгивая с крыши на крышу, он понимал только одно: жив. Все прочее не имело
значения. Сейчас, когда оглушительный животный ужас утих, осел крупными липкими
хлопьями на дно души, надо было продумать хоть сколько-нибудь определенный план
действий на ближайшие дни или часы – это уж как Бог даст. Но плана никакого не
было. Автоматическое передвижение по мокрым улицам немного успокаивало, однако
мешало думать.
Утро было промозглым и серым, город вяло просыпался и
выглядел так мрачно, словно самого себя не любил. В нем обитало множество
друзей и знакомых, и запросто можно было позвонить, зайти в гости, остаться
ночевать. Однако Никита знал, что круг его близких совершенно прозрачен для
заказчика убийства. Идти к кому-то в гости – значит не только подставляться
самому, но и подставлять других. Лучшее, что можно сделать, – исчезнуть. Но
куда?
После бессонной ночи знобило, глаза слипались. Он огляделся
и обнаружил, что находится на Сретенке. Перед ним было маленькое дешевое
бистро. Он увидел сквозь стекло, как девушка в красном фартуке поверх
джинсового комбинезона переворачивает табличку на двери: «Открыто», и вошел
внутрь. Девушка улыбнулась и весело произнесла:
– Доброе утро.
– Доброе, – откликнулся Никита.
– Что будем кушать? Есть сосиски с капустой, бутерброды с
красной рыбой. Только она очень соленая, не советую. А хотите, могу яишенку
пожарить с беконом.
– Хочу, – улыбнулся он в ответ, – знаете, ужасно хочу, чтобы
кто-нибудь пожарил мне яичницу с беконом.
– И кофе?
– Да. Покрепче.
– У нас только растворимый.
– Ну и отлично. Пусть растворимый.
Он уселся за стол и, глядя, как незнакомая худенькая девушка
готовит ему завтрак, подумал вдруг, что нельзя так страшно раскисать. Его еще
не убили, а он уже чувствует себя привидением. Вопрос «что делать?» стучит в
голове тупо и совершенно риторически. А ответ между тем прост как всегда.
Работать. Он ведь давно собирался купить себе ноутбук. Вот теперь самое время.
Благо деньги с собой прихватить успел. А где найти стол и стул, крышу над
головой, он придумает. Можно снять комнату на месяц, сейчас это совсем
нетрудно. Главное, довести до конца то, что он начал, то из-за чего его хотят
убить. Тогда есть надежда, что не убьют. Не успеют.
Девушка поставила перед ним маленькую шипящую сковородку.
Яичница немного пригорела, но все равно была вкусной. Потом он выпил два
стакана крепкого сладкого кофе и почувствовал себя значительно лучше.
– Курить у вас можно?
– Пожалуйста, – она вышла из-за прилавка и поставила перед
ним пепельницу.
Он откинулся на спинку стула, затянулся, прикрыл глаза.
– У вас кровь на щеке, – произнесла девушка и положила перед
ним бумажку, написанный от руки счет, – из-под пластыря сочится, довольно
сильно.
– Я знаю, – он потрогал щеку, – порезался, когда брился.
Девушка смотрела на него все пристальней, и ему стало не по
себе. Замечательная девушка, яичницу вкусную пожарила, но сейчас совершенно не
нужно, чтобы узнавали писателя Виктора Годунова. Впрочем, может, она и не
узнала. Настроение у нее хорошее с утра, и вообще она по натуре такая милая и
сострадательная, независимо от того, кто перед ней, известный писатель или
случайный безымянный посетитель.
