Сочный пятидесятилетний толстяк с шикарной белоснежной
шевелюрой и смоляными брежневскими бровями, Саидов восседал в кресле, как
султан на троне. Злые языки утверждали, что подполковник подсинивает свою
роскошную седину специальными оттеночными шампунями.
На этот раз Саидов был хмур и официален. У капитана
окончательно испортилось настроение.
– Заходите, товарищ Леонтьев. Я вижу, у вас появилось много
свободного времени? – не глядя на капитана, не предлагая ему сесть, произнес
Анвар Саидович и загасил резким жестом только что закуренную сигарету. –
Частным сыском решили заняться?
– Что вы имеете в виду?
– Сам знаешь. Садись, не маячь. Ты зачем в издательство
ходил? Куда ты вообще лезешь, Андрюша? Капитан уселся и закурил.
– Анвар Саидович, я занимаюсь делом о незаконном хранении
оружия. У меня в розыске Сливко Антон Евгеньевич, осужденный за убийство…
– Молчи и слушай меня! – Саидов хлопнул ладонью по столу. –
Слушай и не перебивай. Оружие и наркотики у кого нашли? У этой, как ее? –
Саидов болезненно поморщился. Судя по всему, он перед вызовом капитана с
документами по делу ознакомился тщательно, однако память на фамилии у
подполковника всегда была скверная.
– У Кудияровой, – подсказал капитан.
– Правильно. У Кудияровой. Ну и на хрен тебе сдался этот
Сливко? Не было никакого Сливко. Бред у старой нимфоманки. Она сумасшедшая,
стоит на учете. Оружие и наркотики уже конфискованы. Посадить психованную бабку
мы всегда успеем. Что ты суетишься, Леонтьев?
– Анвар Саидович, а как быть с пальцами? Отпечатки на банке
с наркотиками соответствуют по дактилоскопической формуле отпечаткам Сливко
Антона Евгеньевича, осужденного за убийство…
– Пятнадцать лет назад, – напомнил Саидов, – осужденного и
честно отбывшего наказание.
– Да, конечно. Но он исчез.
– А откуда ты знаешь, что он существует? Со старухиных слов?
Может, помер давно твой Сливко, а психованной бабке во сне привиделся.
– Отпечатки на банке с наркотиками тоже привиделись? –
мрачно поинтересовался капитан.
– Слушай, ты мне здесь дурочку не валяй! Ты скажи мне прямо,
Леонтьев, зачем тебе это надо? – Я считаю, что Ракитин Никита Юрьевич мог быть
убит. Несчастный случай похож на инсценировку, выполненную профессионалом. И
профессионал этот, вполне вероятно, Сливко Антон Евгеньевич.
– Ну и считай себе на здоровье, – тяжело вздохнул Саидов.
– Виноват, товарищ подполковник?
– Вот то, что виноват, это точно. И мне за тебя, Леонтьев,
сегодня здорово намылили шею. Ну кто тебя просил лезть в издательство?
– Что значит – лезть? Я счел необходимым побеседовать с
сотрудником издательства, в котором печатались книги потерпевшего. В порядке
сбора оперативной информации.
– Ну ты погоди его в терпилы-то записывать, погоди. И
вообще, я сказал, не перебивай. Молчи и слушай! Если твоего писателя и замочили
по заказу, то это совсем другой уровень. Ты что, не понимаешь?
– Нет.
– Ну хорошо. Объясняю для слаборазвитых. Писатель Годунов,
он же погибший от неумелого обращения с электропроводкой Ракитин Никита
Юрьевич, шестидесятого года рождения, слишком известная фигура. Знаменитость,
можно сказать. Если кто его и заказал то заниматься этим должны люди с
Петровки. А не мы грешные.
– Убийство произошло на нашей территории, и предварительное
расследование…
– Слушай, дорогой, ты заткнешься когда-нибудь? Прости,
пожалуйста, за грубость. Из издательства позвонили в министерство, самому
Чуриченко, и говорят мол, что за дела? Неужели убийство одного из лучших
детективщиков России расследует окружная шелупонь? Заявляется, мол, к нам
какой-то сопляк капитанишко и устраивает допрос с пристрастием главному
редактору. Чуриченко тут же навел справки, выяснил, что никакого убийства не
было. Ну и, разумеется, сегодня рано утром устроил мне разнос, как мальчишке, в
своем кабинете. Теперь ты понял, Андрюша? Или тебе еще надо что-то объяснять?
– Понял, – кивнул Леонтьев, – знаете, Анвар Саидович, мне
кажется, надо попросить санкцию прокурора на вскрытие.
– Слушай, Андрейка, – черные и масленые, как оливки, глаза
Саидова ощупали лицо капитана, – ты как себя чувствуешь? Голова не болит?
– Нет. А что?
– У меня второй день раскалывается. Магнитные бури
действуют. Они ведь и на психику действуют некоторым. Не замечал? С нервишками
у тебя как?
– Не жалуюсь.
– Устал я от тебя, капитан Леонтьев, – печально вздохнул
подполковник. – Ты завязывай с частным сыском. Пока не поздно.
– Что значит пока не поздно, товарищ подполковник?
– То и значит. Мало тебе «глухарей»? Ну куда ты лезешь? А
главное – ради чего?
– Я уже сказал. У меня есть основания подозревать, что
Ракитин убит. Я считаю, что по вновь открывшимся обстоятельствам должно быть
возбуждено дело. И прежде всего необходимо вскрытие.
– Это какие такие обстоятельства? – прищурился Саидов.
– Я все перечислил в рапорте. Рапорт у вас на столе.
– У нас с тобой получается как в дрянном кино, –
подполковник закурил и расслабленно откинулся в своем кресле. – Злодей
начальник связан с мафией и мешает герою-подчиненному разоблачить преступников.
Но только это не кино, Андрюша. Я не злодей, и если писателя правда заказали,
то я вполне с тобой солидарен. Надо искать убийцу и заказчика. Надо. Но я знаю,
что найти невозможно ни того, ни другого. И ты это знаешь. Сам факт
профессиональной инсценировки говорит за себя. Если сейчас поднять волну,
возможно, дело будет возбуждено по вновь открывшимся обстоятельствам, к чему ты
всеми силами сейчас стремишься, Андрюша. Но это будет «глухарь», который спишут
на нас. Тебе это надо? Мне – нет. У нас и так по округу раскрываемость не выше
сорока процентов. Куда нам еще один «глухарь», да такой крупный? Кому от этого
хорошо? Мертвому писателю? Это не кино, Андрюша. Нет тебе тут ни злодеев, ни
героев. Есть элемент обычного разгильдяйства.
– Разгильдяйства?
– Именно, – кивнул Саидов, – труп твоего писателя
кремировали ночью.
– То есть как – кремировали? Родители прилетают только
сегодня, а его уже кремировали?! Но это же невозможно без согласия близких
родственников…
– У нас все возможно, – шевельнул бровями Саидов. – Он
прошел по документам как невостребованный, кто-то там что-то напутал в морге с
большого бодуна. В общем,
