– Какой писатель? У нас был писатель? А фамилия как? Я не
слышал. Как фамилия-то? – быстро, хрипло затараторил Барсук. – Я разве читаю
книжки? Времени у меня нет читать, откуда я знаю?.. Писатель…
– Действительно, книжек ты не читаешь, – кивнул капитан, –
однако, если какая-нибудь знаменитость через ваше тихое заведение проходит, вы
всегда в курсе. Любопытствуете, обсуждаете. Писатель Виктор Годунов. Но это
псевдоним. Труп назывался иначе. Ракитин Никита Юрьевич. Он был совсем
обгоревший.
– А? – быстро заморгал Барсук.
– Кто оплачивал кремацию? Кто вообще, кроме родственников,
интересовался этим трупом? Ну? Быстрее, Саня, у меня времени нет.
– Чего это? – продолжал моргать Саня. – Не понял я, какой
труп? Какой писатель?
– Слушай, Барсучок, у меня есть идея, – радостно сообщил
капитан. – Давай-ка я сейчас вызову наряд и вместе нагрянем в ваш веселый
бардачок. Тебя отпустим и на глазах у всех тепло поблагодарим.
– Про морг не могу, – простонал Саня, мучительно сморщив
лицо, – не могу, про что угодно спрашивайте, только не про морг…
– А ты чего так дрожишь, Барсучок? Замерз? Так мы можем в
отделении поговорить. Вот сейчас задержу тебя по двести тридцатой. Склонение к
потреблению наркотических средств или психотропных веществ. От двух до пяти.
Устраивает? А можно и двести тридцать третью добавить. Незаконная выдача либо
подделка рецептов, дающих право на получение наркотических средств. А в КПЗ
кто-нибудь быстро «маляву» передаст, ксерокопию твоей подписки.
И тут Саня заплакал. Настоящие слезы покатились по его
гладким щекам.
– Ну я же не спрашивал, как зовут, – шмыгнул он носом, –
маленький такой, круглый, лет шестьдесят. Бородка рыжая. Лысина.
– Этот? – капитан быстро вытащил из кармана переснятый и
увеличенный портрет.
– Он, – не задумываясь кивнул Саня.
– Ты его часто видишь в морге?
– Второй раз. За все время второй раз.
– Кто такой?
– Ну сказал же, не знаю. Сукой буду, не знаю. «фольксваген»
у него, цвета мокрого асфальта.
– Номер?
– Да вы че, Андрей Михалыч?
– Ладно. С кем из ваших он встречался?
– Не видел я. Один он пришел труп смотреть. Один. Я как раз
отдежурил. Он пришел, посмотрел, и все. А потом я уходил, видел, как он в
машину свою садился.
– Тогда откуда знаешь, что именно он оплатил кремацию?
– Точно про эту кремацию, ну, про писателя, сказать не могу.
Знаю, что этот маленький толстый – «диспетчер». Обычно «диспетчеры» оплачивают.
Полгода назад я видел, как он к Куклачеву в кабинет заходил. Тогда Куклачев
брал, но его замочили. А кто теперь берет, не знаю. Сукой буду, не знаю…
Глава 22
Автор двух книжек о здоровом питании и правильном образе
жизни, изобретательница оригинальных методик по борьбе с курением и алкоголем,
Астахова Зоя Анатольевна не выпускала сигарету изо рта. Но этого мало.
На загаженном столе перед ней стояла располовиненная бутылка
водки, на тарелке лежало несколько толстых ломтей жирной копченой колбасы.
Главный редактор крупнейшего в России издательства «Каскад»
была пьяна в дым. Она сидела одна на своей красивой, дорогой, но страшно
грязной кухне, в старом махровом халате, в драных шлепанцах, опрокидывала
стакан за стаканом, жевала колбасу и плакала. Иных способов справиться с
тоской, злостью и страхом у нее не было. Она отлично знала, что никакой
аутотренинг, а также медитация, оздоровительное голодание, обливание ледяной
водой, многочасовая йоговская гимнастика и прочие полезные процедуры ей не
помогут. Так худо Зое Анатольевне еще не было.
За пятьдесят лет случалось, разумеется, всякое. Жизнь ее
никогда не щадила. Родиться довелось в жалкой подмосковной деревне, в косой
бревенчатой избе. В детстве колотил пьяный отец, в юности вероломно бросил
человек, которого любила. Но Зоя не сдавалась. Она знала, что должна быть
сильной, здоровой, должна лбом пробить для себя путь в этой сволочной,
беспощадной жизни.
И в общем, это ей удалось. Поступила в институт, замуж вышла
разумно и правильно, за москвича. Правда, прожили всего полтора года, но
московскую прописку и комнату в коммуналке она получила, а большего, если
честно, она от своего замужества и не хотела. Потом защитила кандидатскую,
написала две книги о правильном питании и наконец начала зарабатывать деньги.
Настоящие деньги.
Чего стоил ей этот успешный путь, сколько невидимых шишек и
синяков осталось у нее на лбу, уже не важно. Сколько есть – все ее. Она себя
сделала из ничего, из забитой, закомплексованной деревенской толстушки, которая
своими грубыми руками только корову умела доить да свинарник чистить.
"Что было и что стало! – думала она всякий раз,
приезжая в маленькую подмосковную деревню Поваровку к своей старшей сестре
Людмиле.
Людмила была старше Зои на восемь лет, но выглядела так, что
со стороны их можно было принять не за сестер, а за мать и дочь. Старая,
развалистая, как квашня, баба. Зубов нет, волосы собраны в жиденький седой
узелок, глаза тусклые, усталые. А все потому, что пожалела свой лоб, не стала
пробивать дорогу в жизни. Замуж вышла рано, за своего, деревенского обалдуя
Женьку Сливко. Не потому, что полюбила, а просто опасалась – вдруг никто больше
не предложит?
Женька Сливко начал пить лет в четырнадцать, к двадцати
пяти, когда, вдоволь нагулявшись, женился на Людмиле, уже был хроническим
алкоголиком. В шестьдесят втором родился Антошка, слабенький, семимесячный.
Людмила обкладывала кроватку бутылками из-под водки, наполненными горячей
водой. Для недоношенного ребенка главное – температурный режим, постоянное
тепло.
Зоя уже закончила восьмилетку, училась в Клинском
медучилище. Ей нравилось ухаживать за маленьким Антошкой. Он был смешной,
ласковый. Именно ей, Зое, он впервые улыбнулся. Ее имя, а не слово «мама»
выговорил первым на своем младенческом языке. При ней поднялся на кривые тонкие
ножки и сделал несколько робких неуклюжих шагов.
Людмила больше беспокоилась о муже, чем о маленьком сыне.
Вечно пьяный бездельник Женька был для нее главным человеком в мире. Ну как же
без мужика-то? А что пьет – все пьют. Поколачивает жену? Ну, это нормальное
дело. Бьет, значит, любит. Денег в дом совсем не приносит? Так разве в них
счастье?
– А в чем? В чем счастье для тебя, Людка? – спрашивала
пятнадцатилетняя Зоя свою старшую сестру.
– Ну так, – пожимала Людмила круглыми полными плечами и
вздыхала тяжело, по-старушечьи, – чтобы здоровеньки все, чтоб войны не было,
чтоб к майским, на следующий год, платье кримпленовое купить, розовое, с черным
кантиком.
