Он понял, радостно закивал в ответ. И в сердце ее жалобно,
мелодично звякнула какая-то тоненькая незнакомая струнка. Даже в носу
защекотало от этого неведомого звука. Зоя шумно высморкалась в платочек.
Знать бы заранее, во что выльются те умильные слезы, как
придется потом платить за то, что пустила в свою здоровую душу ненужное подлое
чувство, не просто пожалела племянника, а привязалась к нему, засранцу,
накрепко. Своих-то детей не было, а материнский инстинкт, он и у волчицы имеется.
Знать бы заранее, не сидела бы сейчас на грязной кухне,
пьяная, злая, беспомощная. Одну только слабость позволила себе за всю жизнь,
одну бескорыстную живую привязанность. Вот, пожалуйста…
– Почему? Ну почему? – бормотала она, вытирая кулаком злые
слезы. – По какому, собственно, праву?
Вопросы эти были обращены в пустоту, в теплую тишину майской
ночи. В ответ шуршали свежие влажные листья тополей. Зоя Анатольевна уронила
голову на стол, провалилась в тяжелое пьяное забытье и не слышала, как тихонько
открылась железная дверь ее квартиры.
Глава 23
Восьмидесятилетняя сухонькая бодрая старушка Надежда
Семеновна Гущина была готова принять Леонтьева в любое удобное время. Хоть
прямо сейчас.
Она нисколько не удивилась звонку, не стала спрашивать,
зачем да почему.
– Вы тот высокий капитан, который был на опознании? Леонтьев
ваша фамилия? Я вас отлично помню. Приходите, буду рада.
Надежда Семеновна аккуратно собирала все, что печаталось в периодической
прессе о творчестве ее питомца. Она тут же выложила на стол солидную стопку
журналов и газет.
– Но только из дома я это не разрешу выносить. Читайте
здесь. Есть еще кассеты с записями теле – и радиопередач. Если нужно, я могу
вам поставить.
– У вас есть видеомагнитофон? – удивился капитан.
– А как же! Никита подарил на восьмидесятилетие японскую
технику и кассеты с моими любимыми старыми фильмами, – гордо сообщила бывшая
няня.
– Он часто бывал у вас? – спросил капитан прежде, чем
углубиться в чтение.
– Раз в неделю обязательно. Он ведь у меня единственный.
Своих никого нет, ни детей, ни внуков. Я и Юру, папу его, вынянчила с пеленок.
– Когда он был у вас в последний раз?
– Да вот перед майскими. Забежал на двадцать минут.
– Вы не могли бы вспомнить, о чем вы говорили, какое у него
было настроение?
– Он был усталый и немного раздраженный, сказал, что должен
закончить одну неприятную халтуру, но для этого ему надо немного отдохнуть.
Собрался в Анталью на неделю.
– Да, – кивнул капитан, – про Анталью я уже знаю. А вот
халтура – это что-то новенькое. Какая у писателя может быть халтура?
– Да, я тоже удивляюсь. У него так хорошо шли дела, он
приличные деньги стал получать за свои книги. И вместо того чтобы сесть за
новый роман, занялся непонятно чем.
– Он не говорил, хотя бы приблизительно, какого рода это
была халтура?
– Я, разумеется, пыталась узнать. Но он только махнул рукой
и сказал, что мне это неинтересно. Он прекрасно понимает, что мне про него все
интересно. Каждая мелочь. Но если уж Никита решил молчать о чем-то, из него
клещами не вытянешь.
– И много у него было таких секретов, которые не вытянешь
клещами? – улыбнулся капитан.
– Нет, – покачала головой Надежда Семеновна, – от меня –
нет. Мне он с самого раннего детства рассказывал все. Даже то, что скрывал от
родителей. Знаете, некоторые считают Никиту замкнутым, но на самом деле он из
тех, кому надо делиться. Ему нужен не только читатель, но еще и слушатель
иногда. Но слушатель должен быть очень близким человеком.
– Скажите, когда он закончил последний роман?
– Седьмого февраля он написал последнюю страницу. Ну, потом
еще дня три у него ушло на вычитку и редактуру, – не задумываясь, ответила
Надежда Семеновна, – он позвонил мне в восемь утра. Обычно финал, последние
страниц тридцать, он пишет залпом, сутки не отходит от стола, почти ничего не
ест, только кофе пьет и курит. Кстати, кофе хотите? Я сама не пью, но у меня
есть хороший. Всегда держу пачку хорошего молотого кофе для Никиты. Вы пока
почитайте, а я вам сварю.
– Спасибо, – кивнул капитан, – не откажусь. Газеты и журналы
были сложены в строгом хронологическом порядке. Сверху лежал свежий майский
номер толстого ежемесячного журнала «Калейдоскоп». Глянцевая яркая обложка,
тонны рекламы, минимум текстов, обычный набор – на первом месте проблемы секса,
пикантности из жизни секс-символов эпохи, потом немного политики, мода,
косметика, мистика, несколько диет для быстрого похудания, гороскоп. Где-то в
середине целый разворот отдан интервью с писателем Годуновым. Две большие
цветные фотографии. На одной писатель за своим компьютером, на другой – во
дворе на лавочке с дочерью Машей.
Леонтьев пробежал глазами гладкий, совершенно пустой текст.
Судя по всему, писатель Годунов не любил давать интервью. Довольно скоро
Леонтьев понял почему. Корреспонденты разных изданий задавали одинаковые
вопросы: «Почему вы начали писать детективы? Где вы берете сюжеты? Что думаете
о сегодняшнем книжном рынке? Ощущаете ли конкуренцию? Как относитесь к тому,
что за год стали знаменитым? Каковы ваши творческие планы?»
В преамбуле к одному из интервью, опубликованному в сомнительной
молодежной газетенке, было сказано, что Годунов отказывается отвечать на
вопросы, касающиеся его личной жизни. Известно, что писатель был женат один
раз, развелся семь лет назад, имеет дочь Марию двенадцати лет.
«Я попросил писателя рассказать о его первой любви, –
признавался корреспондент. – Читатели замечают, что при всем разнообразии и
непохожести героев в романах сквозит образ одной и той же женщины, которая
выступает под разными именами, но ее всегда можно узнать по светло-карим
глазам, длинным русым волосам. У нее тонкие пальцы и длинная шея. Главный герой
любит ее преданно, но безответно, что не мешает ему иметь и другие
привязанности. Я спросил: это некий идеал или существует реальный прототип?
Никакого ответа я не получил. Ну что ж, у автора детективов должны быть свои
тайны».
Только в самых первых интервью было что-то живое. Умные,
небанальные вопросы, подробные ответы. Чувствовалось, что собеседники
симпатичны и интересны друг другу. Но таких интервью оказалось всего два.
Дальше шли пустые общие слова. Попадались обзорные статьи с упоминанием имени
Годунова в ряду самых популярных детективщиков, анонсы новых романов.
Леонтьев заметил странную закономерность. Чем более
знаменитым становился Годунов, тем примитивней делались интервью. Слава росла,
и пропорционально ее росту падали профессиональный уровень и добросовестность
журналистов, беседующих с писателем. Капитан понял почему.
