– Да, спасибо. Кофе у вас замечательный. Но чуть позже, если
можно. Вы простите меня за очередной нескромный вопрос. Скажите, Надежда
Семеновна, была рядом с Никитой в последнее время какая-нибудь женщина? Я имею
в виду серьезные отношения.
– Женщина была. Но это несерьезно.
– Вы знаете ее имя?
– Имя знаю. Татьяна ее зовут. А как фамилия – не спрашивала.
И не видела ни разу. Вроде бы она журналистка. Из первых, которые брали у него
интервью. Но точно сказать не могу.
– А почему вы думаете, что это несерьезно?
– Он нас не знакомил, – мрачно сообщила Надежда Семеновна,
видимо, считая, что это доказывает совершенную несерьезность отношений с
журналисткой по имени Татьяна, – и вообще у него вряд ли могло случиться в
личной жизни что-нибудь значительное. Ожегся однажды, и навсегда.
– Ну а как же женитьба? Он ведь прожил с Галиной четыре
года.
– Не прожил, – Надежда Семеновна поджала губы, – это не
жизнь была. Так, взаимный компромисс, ради Машеньки.
– Почему же так мрачно, Надежда Семеновна? – улыбнулся
капитан.
– Потому что ожегся он. Я же сказала, – произнесла старушка
с легким вызовом. – С самого начала не повезло. Еще в юности. Так и тащит за
собой этот хвост через всю жизнь. Была у него первая любовь, с шестнадцати лет.
Она же и последняя. Вышла замуж за приятеля его, за полное ничтожество… Ладно,
все, увольте, не буду я об этом говорить. С убийством это никак не связано.
Никоим образом.
Надежда Семеновна неловко, преувеличенно засуетилась, убирая
чашку и кофейник со стола, стряхнула невидимые крошки с вышитой скатерти, взяла
турку и чашку, быстро засеменила на кухню.
– Значит, вы совсем не верите в несчастный случай? –
задумчиво произнес капитан ей в спину. Старушка замерла на пороге и резко
развернулась. Капитан заметил, что бледные морщинистые щеки вспыхнули. Надежда
Семеновна покраснела, как девочка.
– Верю, не верю – какая разница? Я старый человек, и то, что
я говорю, надо надвое делить. Память плохая, да и фантазии всякие бывают. Я
лучше воздержусь, не буду вам голову морочить.
– Разве вы не хотите помочь мне найти убийцу?
– Хочу. Очень хочу. Но боюсь, только помешаю, запутаю вас
своей старческой болтовней, – она замолчала, но не спешила уходить на кухню,
замешкалась на пороге, словно хотела и не решалась сказать что-то еще. Леонтьев
молча терпеливо ждал, вдруг все-таки скажет, и не задавал больше вопросов.
Тишину разорвал оглушительный телефонный звонок, и капитан
заметил, как сильно вздрогнули у старушки руки.
– Простите, – пробормотала она и, меленько перебирая ногами
в байковых тапочках, поспешила на кухню, где стоял телефон.
– Ника? – услышал капитан ее громкий удивленный голос. –
Здравствуй. Спасибо, слава Богу, здорова… Нет, почему? Я знала, что ты
позвонишь. И не сомневалась, что ты уже в Москве… Да, родители прилетели
сегодня утром… Что ты говоришь? Как кремировали? – старушка вскрикнула,
послышался грохот, и капитан бросился на кухню. Там всего лишь опрокинулась
табуретка. Надежда Семеновна стояла у стола с телефонной трубкой в руке и,
увидев капитана, кивнула ему, мол, все нормально, не беспокойтесь. Леонтьев
поднял табуретку и вернулся в комнату.
– Ну что ж, Ника, заходи, когда тебе удобно, – услышал он
уже вполне спокойный голос из кухни. – Завтра утром? Нет, в десять рано. Давай
к половине одиннадцатого. Устраивает тебя? Ну ладно. Будь здорова.
Она положила трубку и проворчала:
– Легка на помине.
Потом было слышно, как она возится с кофе. Через пять минут
Надежда Семеновна принесла дымящуюся турку и чистую чашку.
– Я бы поставила вам кассеты, но, честно говоря, устала
немного. Вы дочитывайте, не спешите. А кассеты в следующий раз. Не возражаете?
Капитан не возражал. Он допил кофе, дочитал очередное
интервью и все ждал, что она спросит про кремацию, но она ни словом не
обмолвилась.
Выйдя из подъезда, он уже знал, что непременно вернется сюда
завтра, к половине одиннадцатого утра. Ему вдруг захотелось посмотреть на
женщину по имени Ника. Он почти не сомневался, что у женщины этой большие
светло-карие глаза, длинные русые волосы, густые черные ресницы и брови, что
она худенькая, легкая, с тонкой шеей и гордо поднятой головой.
Ольга Всеволодовна Ракитина, как заведенный автомат,
распаковывала чемоданы, развешивала вещи в шкафу. Она полгода не была дома и
пыталась думать только о том, что делала сейчас, в данную минуту.
Юрин костюм надо прогладить, он помялся в чемодане. На кухне
опять завелись муравьи. Вот ведь пакость какая, то тараканы, то мухи-дрозофилы,
а теперь муравьи. Надо купить ловушки. У Никиты нет ни одной приличной рубашки.
Его замшевые ботинки надо отнести в мастерскую, чтобы сделали набойки.
Хорошо, что она не видела сына мертвым. Очень хорошо, потому
что в жизни бывает всякое. Во время войны ее маме пришла на отца похоронка, а в
пятьдесят четвертом он вернулся. Оказалось, что попал в окружение, потом в
плен, а в сорок пятом освобожденных из Маутхаузена военнопленных в телячьем
вагоне прямиком повезли в лагерь, под Магадан.
Ольга Всеволодовна протерла тряпкой письменный стол сына, из
пластмассовой банки вытянула специальную спиртовую антистатическую салфетку,
чтобы протереть экран и клавиатуру компьютера, и вдруг рука ее замерла, зрачки
расширились.
– Юра! Подойди, пожалуйста, сюда! – крикнула она так громко,
что Юрий Петрович, занятый уборкой кухни, вздрогнул и уронил швабру.
– Смотри, что это за пятна? – она склонилась к клавиатуре,
осторожно взяла в руку белую компьютерную мышь.
Пятна были сухие, темно-бурые.
– Такие же есть на раковине в ванной, – задумчиво произнес
Юрий Петрович, – и еще, вырезан кусок линолеума под буфетом. Буфет двигали.
Щель осталась совсем небольшая, то есть отодвинули, а потом каким-то образом
подтянули назад, к стене. Я заглянул в Щель. Дверь черного хода откупорена.
Там, за буфетом, валяются гвозди и пассатижи. И еще, под лавкой я нашел большой
пакет из супермаркета. Блок сигарет пачка кофе, сахар, вакуумные упаковки
ветчины и сыра. Еще зубная паста, набор одноразовых лезвий, мыло. Там сохранился
чек. Все это было куплено пятого мая, в два часа ночи. В два часа пятнадцать
минут. То есть десять дней назад. Странное ощущение. В доме идеальный порядок,
словно Никита устроил совсем недавно генеральную уборку. Но при этом пакет с
продуктами так и остался валяться на полу под лавкой.
– Никита? Генеральную уборку? – нервно усмехнулась Ольга
Всеволодовна.
