Я соглашался, да, иметь машину в наше время – тяжкий крест. Но как-то незаметно, чтобы население это поняло. Я сделал круг вокруг базара, вернулся по Ядринцевской на Каменскую, втиснул «Террано» на свободное парковочное место. Дикая мысль: а вдруг к машине уже приделали «жучка»? Полчаса она стояла на парковке у KFC, народ клубился, никакой сложности прилепить маячок под днище. Пожаловаться Кривицкому – пусть осмотрят машину, вычислят участников слежки. И вместо этих людей нас уже будут пасти полицейские – лучшие друзья человека…
Я мог подъехать к нужному зданию, но воздержался. Мы шли пешком через футбольное поле. Пацаны гоняли мяч, и мне удалось разок по нему пнуть. Мяч улетел за горизонт, и детвора злобно шипела вслед. Все-таки воспитанные у нас дети. Могли бы вслух сказать.
– Ну, и зачем мы это делаем? – бормотала Варвара, семеня следом.
– Ради спортивного интереса… – Я оглянулся, когда мы почти пересекли поле. Хвоста не было, но что-то незримое, возможно, присутствовало. Витали неприятные миазмы, котята скреблись на душе. Первая свидетельница по имени Альбина Антоновна Оболдина проживала на втором этаже сложной строительной конструкции переменной этажности. Подобные жилые дома строили в 90-е годы, тогда это считалось верхом элитарности. Варвара отстранила меня, когда я набрал номер квартиры на домофоне и приготовился врать.
– Альбина Антоновна? – проворковала она. – Это сотрудники музея погребальной культуры, который вы вчера посещали. Тогда случился инцидент, мы хотели бы выслушать ваше мнение по этому поводу.
Тоже способ – начни с правды, а там поглядим. Я не мог понять, использует ли она в эту минуту свои способности. Могла и не использовать, просто собеседница оказалась покладистой и сговорчивой. Нас впустили, мы поднялись на второй этаж, где в просторной квартире находилась единственная печальная женщина. Мы отказались от чая, дальше порога не проходили и неловко себя чувствовали. Ей было около шестидесяти, невысокая, еще фигуристая, с остатками привлекательности на постаревшем лице.
– Да, я заходила вчера в музей, – негромко говорила Альбина Антоновна. – Мой муж скончался четыре месяца назад, он был главным инженером завода «СИБТЯЖМАШ», работал до последнего дня, пока не случился этот проклятый инфаркт… Наш единственный сын умер восемь лет назад, остались только внучка и невестка, у которой теперь своя жизнь, и она старается со мной не пересекаться… Знакомые посоветовали похоронить мужа в крематории. Не думаю, что я сделала это осознанно, но так надоедали агенты различных кладбищенских служб, лезли, наперебой предлагали свои услуги, я готова была их уничтожить. У них совсем нет ни стыда, ни совести… А в крематории все произошло деликатно, цивилизованно, большое спасибо работникам… Мне предложили захоронить прах в колумбарии, я согласилась… Теперь приезжаю туда каждый месяц, сижу на лавочке рядом с урной, жалуюсь мужу на одиночество, на то, как серо все стало без него. Не сказать, что мы жили душа в душу, всякое случалось, и характер у него был сложный, командирский, и в прошлом у нас разные случаи бывали. Но без него совсем стало пусто… – Она пыталась улыбнуться, но выходила гримаса. – Приезжаю в крематорий, стою в большом зале под куполом – мне советовали так делать, лучше становится, не знаю, почему так происходит… Иногда гуляю по парку, посещаю музей на территории крематория. Вроде место такое, неоднозначное, может показаться зловещим, а совершенно не хочется оттуда уходить… Вчера пришла в музей, купила билет, походила по залам. Иногда и вправду становится интересно. Изучаю женские аксессуары той эпохи, украшения, сумочки, сравниваю с нынешними… Что, вы говорите, вас интересует? Ах, этот случай… Знаете, я видела вчера директора музея, он вышел к нам, когда мужчине стало плохо, хотела его поблагодарить, но вся эта суета…
– Он не директор… – машинально пробормотала Варвара.
«Он типа бог», – чуть не сорвалось с языка.
– Что, простите? – переспросила вдова.
– Да нет, все в порядке, – спохватился я. – Расскажите, что вы видели.
Она пожала плечами, задумалась. Да вроде ничего такого. Случай, конечно, неприятный, очень жалко мужчину. Она не медик, но, по-видимому, это был эпилептический припадок. Она находилась внизу, когда он вошел, разглядывала пышные алые хоругви с изображением Христа, потом перешла к иконам, развешанным на стенах. Экспонатов в музее великое множество, охватить за одно посещение фактически невозможно, потом голова будет пухнуть. С коллекцией надо знакомиться постепенно, приобрести «абонемент»… Она разговорилась, стала улыбаться. Посетитель прошел мимо Альбины Антоновны, какой-то хмурый, насупленный, ей даже пришлось посторониться. Описала приметы, все сходилось. Она его не разглядывала, ничего там выдающегося или особо примечательного. Может, взгляд недобрый. Нет, ей не показалось, что он страдает серьезным заболеванием. Там еще молодая парочка была, стояли у конного катафалка, украдкой хихикали. Паренек предлагал вместо нового «Субару» купить такую штуку – все машины на дороге будут шарахаться, как от проказы… Она не помнит, куда потом девался этот мужчина. Вроде видела его на другой стороне зала, потом он наверх поднялся. Потом был шум, собрались посетители, сотрудники музея, она подошла последней. Мужчина бился в пене, что-то бормотал. Девушка подкладывала сумочку ему под голову. Пришел седовласый мужчина, директор крематория, давал указания. Очень быстро приехала «Скорая», мужчину переложили на носилки, унесли, а директор попросил у присутствующих номера их телефонов – может пригодиться…
Женщина не прочь была поболтать, предлагала разуться, выпить чаю. Но мы и так потеряли много времени. Я упрашивал ее вспомнить что-то необычное – она и рада была помочь, да не могла ничего вспомнить. Случай печальный, но ничего незаурядного – город занимает первое место в стране по смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. Ее мужа инфаркт разбил так же внезапно, а этого мужчину хоть живым увезли…
– Вы не знаете, с ним все в порядке, он жив? – спрашивала Альбина Антоновна.
Жив, кивали мы, живее всех живых, раз так поспешно удрал из больницы. Очень жаль, Альбина Антоновна, что вы не смогли расширить наш кругозор, но все равно спасибо…
– Я могу ошибаться, с психологией плохо знакома, – тихо говорила женщина, – но не могла избавиться от мысли, что этого человека что-то напугало. И не просто напугало – а каждую клеточку тела поразило. Такого, наверное, не бывает, но такое было чувство… Люди над ним склонялись, он их словно не видел, смотрел за них, в пространство. У него кожаная сумочка на поясе висела – ну знаете, в них деньги носят, документы – так он ее постоянно ощупывал, не пропала ли. А потом глаза в какую-то точку устремились, его опять затрясло, он словно искал что-то глазами, боялся найти…
– Не можете припомнить, в какую именно точку? – спросил я.
– Точно не скажу, но на лестницу, по которой он спустился… Там вертикально гроб стоит с бархатной отделкой, на стене кресты висят…
Когда мы выезжали с улицы Каменской, Варвара была воплощением задумчивости. Она не реагировала, когда я раздраженно сигналил пенсионеру на «Таврии», загородившему выезд со двора, чертыхался, продираясь между припаркованными машинами.
