Время вернуть самообладание. Я медленно поднялся, закурил, потом повернулся – как бы просто так. До перелеска на моей стороне дороги точно никого не было. Что в лесу и окрестностях забора – неясно, там много мусора и сорной растительности. Снайпер засел с «СВД»? Не тупи, капитан, это не Чечня, не Ирак с Сирией и даже не Ливия. И что такого ты сделал, чтобы у людей возникло желание тебя пристрелить? Профилактическая мера – в свете того, что ты вот-вот что-то сделаешь? Но это не факт, что сделаю…
Мысли бегали по кругу. Хотели бы пристрелить – давно бы пристрелили. И не нужно огнестрельное оружие, достаточно ножа, умелых рук и момента, когда не ждешь. Колесо лопнуло не случайно, 90 процентов, что это пуля. Но одно дело прострелить колесо (кто докажет, что не само лопнуло?), и совсем другое – пулю в организм…
Это было дико неприятно, но я знал, что стрелять не будут. Расстояние до объекта изрядно выросло – это не в колесо из леска, трижды по столько… Я отстегнул запаску с задней двери, покатил к поврежденному колесу. В сторону дальнего перелеска я старался не смотреть, работал боковым зрением. Там все было чисто. По дороге проезжали машины – водители равнодушно на меня косились. Я провозился минут десять, отряхнулся, убрал домкрат. Поврежденное колесо оттащил в багажник – оно превратилось в какой-то рваный шаманский атрибут. Перелесок загадочно помалкивал, хотя иногда немело под лопаткой. Но недвусмысленный злой умысел пока не просматривался. Все со мной происходящее могло быть прогрессирующей паранойей – для ее развития хватало причин…
Охрана на въезде в крематорий пропустила меня как старого знакомого. Я въехал внутрь и вздохнул с облегчением. Состояние, как когда после трудных боев возвращаешься на охраняемую базу и наконец чувствуешь себя в безопасности. Почему так? Но факт оставался фактом, когда я выехал с дорожки на парковку, пульс стабилизировался, краска отлила от щек, и я был готов к встрече с новыми неприятностями.
Музей работал, но наплыва посетителей не наблюдалось. Сотрудница Лариса приятно улыбнулась и кивнула на «рюмочную». В закрытом помещении сидели двое, пили чай с шоколадкой. Я покосился на часы, половина второго, какой конфуз! Сергей Борисович был, как всегда, представителен, опрятен, хотя и заметно озабочен. Варвара надела джинсовый костюм и смотрелась сексуально. Легкий дневной макияж, нарочитая небрежность в прическе. Ноготки, окрашенные прозрачным лаком, нетерпеливо постукивали по столешнице. Она смотрела не очень ласково. Я поймал себя на странной мысли, что всю первую половину дня мне не хватало этих глаз – пытливых, немного насмешливых, немного укоризненных. Снова на такси приехала?
– Здравствуйте, – сказал я. Варвара смерила критическим оком мой помятый и все тот же гардероб (неудивительно, если я не был дома), печально вздохнула.
– Добрый день, Никита Андреевич. – Якушин как бы ненароком посмотрел на часы.
– Я все понимаю, Сергей Борисович, – проворчал я. – Прошу простить за опоздание.
У меня была уважительная причина, черт возьми! Я колебался, не знал, с чего начать. Имел ли этот инцидент отношение к нашему делу? Якушин внимательно разглядывал мою сложную мимику, сделал соответствующие выводы.
– Рассказывайте, Никита Андреевич, почему опоздали…
Я рассказал. Да, я глубоко опечален этим событием и надеюсь на понимание окружающих. Варвара сделала большие глаза и как-то углубилась в себя. Сергей Борисович расстроился – чтобы понять это, не требовалось быть великим физиономистом. Он медленно отпивал чай, смотрел в пространство.
– Мне очень жаль, Никита Андреевич, – тихо сказал он. – Событий подобного рода мы никак не ожидали. В этом деле имелась явная каверза, но агрессивное постороннее вмешательство предугадать не могли. Вчера они следили за вами с Варюшей – почти не таясь, висели на хвосте; сегодня – этот неприятный случай…
– Все в порядке, Сергей Борисович, это могло быть просто случайностью – у всех однажды рвутся колеса. Чувствительность кожи тоже к делу не подошьешь. Вчерашняя серая «Хонда» – первая стадия мании преследования. Машина дважды попалась на глаза – что удивительного, если она ехала за мной? А все остальное – игра воображения и все такое.
– И вы сами в это не верите, – улыбнулся Якушин. – Хорошо, давайте замнем. Надеюсь, вы не выбросили пострадавшее колесо? Его заберут мои люди, проведут детальный осмотр. Опишите место, где случился инцидент – я попрошу их съездить и все осмотреть. А сейчас вернемся к нашим, так сказать, баранам. Пока вы боролись с колесом и со своими демонами, Варвара Ильинична рассказала о ваших вечерне-ночных похождениях. Это очень интересно. Я поднял кое-какую документацию и изучил ее… – Якушин поворошил листы в раскрытой папке и вдруг посмотрел на меня с каким-то «посторонним» интересом. – С вами что-то случилось вчера в музее после того, как вы определились с артефактами? Варвара Ильинична коснулась этой темы в двух словах. Впрочем, можете не рассказывать, если не хотите…
Я помялся и все выложил, как на допросе перед следователем. Да, я начинаю немножко сходить с ума!
– С вашей психикой все в порядке, не переживайте, – заверил меня Якушин. – Не скажу, что это популярное явление, но такое случается – вон Варвара не даст соврать.
Девушка с важностью кивнула.
– Не совсем согласен, что это призрак вашего отца, скорее, проекция… Тонкий мир, который находится вне нашего восприятия, способен проецировать и не такое. Подобные вещи случаются не всегда, не везде – в обычной жизни они, как правило, не происходят. Взаимодействовать с ними могут только очень чувствительные и подготовленные индивидуумы… – Сергей Борисович как-то невзначай покосился на Варвару. – Возможно, оставшись один, вы коснулись плиты и креста – это усилило восприятие… Это определенно не призрак, Никита Андреевич, это, если хотите, визит из другого мира. Андрей Васильевич на этой территории, извините, ничего не забыл, недоделанных дел не оставил. Но я, если честно, часто его вспоминаю – мы не были друзьями, но считались хорошими товарищами. К тому же это место, особенно купольный зал крематория, является своеобразным порталом в невидимый мир, о чем мы вам однажды расскажем более подробно… Все в порядке, Никита Андреевич, не надо зеленеть. Вы действительно встретились с отцом и узнали от него конкретную информацию…
– Простите, Сергей Борисович, – вздохнул я, – но лучше бы вы этого не говорили. Я все равно ничего не понял.
– Да вам и не надо, – отмахнулся Якушин, – не морочьте себе голову. Просто этой ночью вы осознали, что то, что мы называем жизнью, куда разнообразнее и таинственнее прежних представлений. Конфуций сказал замечательную фразу: «Как мы можем знать, что такое смерть, если мы не знаем, что такое жизнь?» Забудьте по возможности. Итак, к нашим баранам… – Он снова зашуршал документацией. – Надгробная плита с могилы некой Марии Архиповны Власовой появилась в музее два месяца назад, а точнее, 26 марта. Ее привез на своем пикапе работник СМУ-12 Крыленко Георгий Иванович – мой знакомый. Его бригада делала ремонт на даче, выполняла еще парочку работ, однажды разговорились, даже выпили. Георгий Иванович – порядочный интересный человек, выбравший себе именно такую специальность. Позднее я тоже оказал услугу его семье… услугу несколько другого рода, за что Георгий Иванович был мне премного благодарен. Он привез плиту, предложил осмотреть – может, пригодится? Я взял – артефакт старый, буквально дышит историей. Проверили – никакого фона. Я хотел заплатить, но Георгий Иванович отказался, считал себя в долгу передо мной. Я настаивал – он начал обижаться. Конечно, я спросил: откуда плита? Крыленко человек порядочный, никогда не украл бы плиту с кладбища. По его словам, работали за городом, образовался свободный час, прогулялся в лес, провалился в яму, потом запнулся о плиту, измазанную землей. Очистил – интересно стало. Подогнал пикап, погрузил в кузов… По-видимому, это было отдельное, заброшенное и никому не нужное захоронение.
