Сэнди открыл шкафчик над кухонной дверью. Всего год назад они могли достать до него лишь с табуретки.
– А где голландское какао? Именно его мне не хватает.
И Сэнди принялся доставать коробки с чечевицей, ячменем, фасолью, банки с тунцом и лососем.
– Спорим, мама забрала его в лабораторию. Пошли посмотрим. – Деннис отрезал себе еще ветчины.
Сэнди сунул в рот маринованный огурец.
– Нет, давай сперва доделаем бутерброды.
– Еда прежде всего. Ладно.
С бутербродами в дюйм
[3] толщиной и с набитыми ртами они вышли в кладовую, а оттуда – в лабораторию. В начале века, когда этот дом был частью молочной фермы, помещение нынешней лаборатории использовали для хранения молока, масла и яиц, и в одном углу до сих пор стоял большой бидон, который теперь служил подставкой под лампу. Рабочая стойка с каменной раковиной годилась для лабораторного оборудования не хуже, чем для молока и яиц. Сейчас на ней стоял внушительного вида микроскоп, какие-то диковинные приборы, в которых разбиралась только мать близнецов, и старомодная бунзеновская горелка. На ее маленьком огне булькал черный котелок, подвешенный на самодельную треногу. Сэнди принюхался с видом знатока:
– Тушеное рагу!
– Думаю, его полагается называть «говядина по-бургундски». – Деннис потянулся к полке над раковиной и вытащил красную жестяную банку. – А вот и какао. Папа с мамой любят его пить на ночь.
– А когда папа возвращается?
– Кажется, мама говорила, что сегодня вечером.
Сэнди, набив рот, грел руки о дровяную печь.
– Если бы у нас были права, мы бы поехали в аэропорт и встретили его.
– Мы уже хорошо водим машину, – согласился Деннис.
Сэнди в очередной раз от души куснул бутерброд и приоткрыл дверцу печи. Тепло пошло в дальний угол лаборатории, где стоял необычного вида компьютер.
– А давно папа поставил эту штуковину сюда? – поинтересовался Сэнди.
– На прошлой неделе. Не сказать, чтоб мама была очень довольна.
– Ну ясно, это же вроде как ее лаборатория, – заметил Сэнди.
– А что он программирует? – спросил Деннис.
– Папа обычно здорово объясняет. Но я большую часть не понял. Тессерирование, красное смещение, пространственно-временной континуум и все такое. – Сэнди посмотрел на клавиатуру, где вместо обычных четырех рядов клавиш было восемь. – Половина символов тут греческие. Точно греческие, ни фига не понятно.
Деннис запихнул в рот остаток бутерброда и заглянул через плечо близнецу:
– Ну, я более-менее привык ко всяким научным обозначениям. Это похоже на иврит, а вот это кириллица. Понятия не имею, для чего нужны такие клавиши.
Сэнди посмотрел на пол лаборатории, сложенный из больших каменных плит. У раковины лежал толстый ковер, и еще один – перед потертым кожаным креслом и лампой для чтения.
– Не понимаю, как мама тут выживает зимой.
– Одевается как эскимос. – Деннис поежился, потом одним пальцем настучал на обычной клавиатуре компьютера: «Хочу туда, где тепло».
– Эй, я думаю, нам не стоит сюда лезть, – предостерегающе сказал Сэнди.
– Да ладно, чего бояться-то? Что, вылезет джинн, как из сказки про Аладдина? Господи, это же всего лишь компьютер! Он может делать лишь то, на что запрограммирован.
– Ну тогда ладно. – Сэнди занес руку над клавиатурой. – Прорва народу считает компьютеры живыми – ну, в смысле, вправду живыми, вроде этого самого джинна. – Он набрал на обычной клавиатуре: «В какое-нибудь теплое и не очень людное место».
Деннис отодвинул брата и добавил: «С низкой влажностью».
Сэнди отвернулся от странного компьютера:
– Пошли сделаем какао.
– Идем. – Деннис подобрал красную жестянку, которую оставил на рабочем столе. – Поскольку бунзеновскую горелку мама заняла, придется на кухне варить.
– Ладно. Там к тому же теплее.
– Я бы не возражал против еще одного бутерброда. Если они уехали аж в город, то явно будут поздно.
Близнецы вышли из лаборатории, прикрыв за собой дверь.
– О, а вот этого мы не заметили, – сказал Сэнди. На двери висела записка: «НЕ ВХОДИТЬ, ИДЕТ ЭКСПЕРИМЕНТ».
– Ой-ёй. Надеюсь, мы там ничего не напортили.
– Лучше все-таки сказать маме, когда она вернется.
– И как мы только не увидели записку?
– Лопать меньше надо.
Деннис пересек коридор, открыл дверь на кухню – и его встретила волна жара.
– Ой! – Он попытался отступить, но сзади его подпирал Сэнди.
– Пожар! – заорал Сэнди. – Хватай огнетушитель!
– Поздно! Лучше бежим отсюда и… – Деннис услышал, как кухонная дверь захлопнулась у них за спиной. – Надо выбраться отсюда…
– Я не могу найти огнетушитель! – завопил Сэнди.
– Я не могу найти стены!.. – Деннис шарил в ширящейся пелене и ничего не мог нащупать.
Что-то мощно и раскатисто зарокотало.
И воцарилась тишина.
Постепенно пелена стала редеть и развеиваться.
– Эй! – Голос Сэнди вдруг сделался надтреснутым и пронзительным. – Что происходит?
Следом прозвучал такой же ломкий голос Денниса:
– Что за… Что случилось?
– Что это был за взрыв?
– Эй!
Они огляделись, но не увидели ничего знакомого. Ни кухонной двери. Ни самой кухни. Ни очага с его душистыми поленьями. Ни стола с горшком буйно цветущей герани. Ни потолка с подвешенными связками красного перца и белого чеснока. Ни пола с яркими вязаными половичками. Они стояли на песке, раскаленном белом песке. Над ними висело солнце, а небо было таким горячим, что отливало бронзой. И вокруг не было ничего, кроме песка и неба от горизонта до горизонта.
– С домом все в порядке? – Голос Сэнди дрогнул.
– Кажется, мы вообще туда не вошли…
– Думаешь, дом загорелся?
– Нет. Я думаю, что мы открыли дверь и оказались здесь.
– А эта пелена?
– А гром?
– А папин компьютер?
– Ой-ёй… И что же нам теперь делать? – Голос Денниса зазвучал сначала басовито, взлетел и сорвался на пронзительный дискант.
– Без паники! – предупредил Сэнди, но голос его дрожал.
Мальчишки принялись лихорадочно озираться. Медный свет солнца обрушился на них. После холода, снега и льда внезапная жара ошеломляла. Частички слюды в песке ловили свет и вспыхивали под ним.
