Иалит и Оливема пришли к Деннису в непроглядно темный предрассветный час.
– Тебе нужно выбираться из шатра на воздух, – сказала ему Оливема. – Тебе пора двигаться. Ты не поправишься, пока не начнешь гулять под открытым небом.
– Свет звезд исцеляет.
Деннису подумалось, что голос Иалит журчит, как ручеек. Только вот в этой безводной земле не было ручьев.
Он вышел следом за девушками из шатра. Они взяли его за руки. Руки у обеих были маленькие, словно у детей. Они прошли мимо рощи, служащей отхожим местом, – до сих пор Деннис не отходил от шатра дальше ее. За рощей темной тенью высился большой шатер, а вокруг него теснились шатры поменьше.
Босые ноги Денниса все еще были очень чувствительны, и ступал он с опаской. Девушки выбирали для него самый ровный путь; наконец сухая трава и мелкие камни сменились песком. Они очутились в пустыне. Горящим подошвам ног песок казался прохладным.
Они остановились у невысокой плиты из белого камня; в свете луны она отбрасывала серебристую тень.
– Мы с Иафетом оба решили, что тебе надо дойти сюда, – сказала Оливема. – Присядь и отдохни немного. А перед рассветом мы отведем тебя обратно в шатер.
Деннис сел между ними, подался назад и оперся локтями о камень, чтобы смотреть в небо.
– Я никогда не видел так много звезд.
– Там, откуда ты пришел, нет звезд? – удивилась Иалит.
– Нет, есть, конечно. Но наша атмосфера не такая чистая, как ваша, и потому не все звезды можно рассмотреть.
Иалит крепко сжала руку Денниса:
– Это очень страшно – когда песчаный вихрь закрывает звезды. Их песня искажается, и я не слышу, что они говорят.
– А что говорят звезды? – спросил Деннис.
– А ты послушай, – предложила Иалит. – Аларид сказал, что ты способен понять.
Сперва Деннис слышал лишь тишину пустыни. Потом вдалеке послышался рев льва. Позади, в оазисе, сонно чирикали птицы, еще не готовые начать утренний концерт. Перекликались несколько обезьян. Деннис слушал и слушал, сосредоточившись на ярком узоре звезд. Закрыл глаза. Слушал. И кажется, услышал нежный хрустальный перезвон. Слова. «Тихо. Исцелись. Отдохни. Пребывай в мире. Не бойся». Он радостно рассмеялся. Открыл глаза и посмотрел на мерцающие алмазы.
Иалит тоже засмеялась:
– Что они сказали?
– Они сказали… ну, мне так кажется, чтобы я выздоравливал и пребывал в мире. И не боялся. Во всяком случае, мне кажется, что я их услышал, и я не думаю, что это лишь мое воображение.
Внезапно Деннис обрадовался, что здесь нет Сэнди. Сэнди – скептик и прагматик. Он вполне мог бы решить, что у брата галлюцинации из-за солнечного удара. В школе, если Деннису случалось замечтаться, Сэнди всегда изобретал для него какую-нибудь отговорку.
– Да, именно это звезды тебе и сказали. – Иалит повернулась к нему; в свете звезд хорошо видна была ее радостная улыбка. – Вот видишь! – обратилась она к Оливеме. – Не каждый способен слушать ночь. Если звезды велели тебе пребывать в мире, День, возможно, именно ты сумеешь помирить моих отца и дедушку.
– Сомнительно, – покачала головой Оливема.
– Но вдруг, вдруг он сумеет! – Иалит снова повернулась к Деннису. – Что еще ты слышишь?
Деннис прислушался снова. Услышал, как ветер шуршит листьями пальм, словно листами бумаги. Кажется, в голосе ветра тоже были слова, но он не мог отыскать в них смысл.
– Ничего не могу толком разобрать.
Иалит убрала руку и переплела пальцы. Покачала головой. Открыла глаза:
– Ветер, кажется, говорит о времени, когда он будет с огромной силой дуть над водой. Странно. До ближайшей воды отсюда много дней пути. Я не понимаю, что он пытается сказать.
– Ветер дует, где пожелает, – отозвалась Оливема. – Иногда он нежен и прохладен. Иногда яростен, бьет по глазам и жалит кожу, словно насекомые, и нам приходится прятаться в шатры, пока он не успокоится. Хорошо, милый День, что ты пришел не тогда, когда над песком несется горячий ветер. Сейчас, когда он мягче, а виноградники и сады растут, тебе легче выздороветь.
Потом они сидели молча, слушая, как предрассветные звуки становятся громче, как птицы и обезьяны готовятся встретить день. Деннис нерешительно потянулся к руке Иалит. Девушка легонько сжала его пальцы, потом высвободила руку и вскочила:
– Нам пора возвращаться в шатер. Довольно для первой прогулки! Как ты себя чувствуешь?
– Чудесно! – воскликнул он. Но потом признался: – Немного устал.
Неплохо было бы прилечь на мягкий лен, постеленный поверх шкур. Поспать немного. Выпить чего-нибудь прохладного. Деннис подавил зевок.
– Пойдем. – Оливема протянула сильные руки. К удивлению Денниса, ему понадобилась ее помощь, чтобы встать.
Когда Иалит и Оливеме требовались мази и притирания для обгоревшей кожи Денниса, Ана или Махла, если вдруг та оказывалась дома, отводили их через оазис к ближайшему скоплению домов и лавок, к Тигле, сестре Аны.
– Мне это не нравится! – заявил Иафет жене. – Я не люблю, когда ты ходишь в подобные места!
Оливема наклонилась и поцеловала мужа:
– Мы не заходим внутрь. Я бы сама не повела Иалит в такое место, если бы не Махла…
– Да что это стряслось с Махлой?! – с болью и гневом воскликнул Иафет.
– Все мы выбираем, милый, – тихо произнесла Оливема, – и не все выбираем одно и то же.
– Но почему я не могу принести то, что тебе нужно?
– Любимый мой, это дом для женщин. Тебе там не будут рады.
– Я видел, как оттуда выходили мужчины. И нефилимы.
– Иафет, любимый, пожалуйста, не спорь. С нами ничего не случится. Ана – надежная женщина.
– А Махла?
Оливема обняла мужа и прижалась щекой к его щеке. Но не ответила.
Махла все реже и реже ходила с Оливемой и Иалит, потому что она все реже и реже бывала дома. А когда она там все-таки появлялась, то всегда поздно, когда все уже спали, потом сама спала допоздна и так избегала столкновения с Матредой.
Матреда сама позволяла Махле избегать ее. Она ждала, чтобы дочь пришла к ним вместе с женихом, с Угиэлем, как того требовал обычай, но Угиэль не приходил, а Махла ничего не говорила, и Матреда не заговаривала с Ноем о помолвке Махлы с нефилимом. Пока помолвка не состоится, согласно обычаю, и не будет признана семьей Махлы, ни о какой свадьбе речи идти не может.
Бракосочетания зачастую были делом обыденным, не более чем соглашением между родителями: мать и отец невесты отводили ее в шатер жениха. Матреда любила, чтобы все было сделано как положено, без перехлеста, но как надо. Две старшие сестры Иалит и Махлы, Сира и Хогла, вошли в шатры своих супругов после того, как Матреда и Ной приготовили пир, где в изобилии лилось доброе вино Ноя.
