– Дело в том… – Деннис помолчал. – Что-то произошло. Мы больше не дети.
– Знаю. – Сэнди наклонился за очередным растением.
Деннис дернул упрямый сорняк с такой силой, что плюхнулся наземь.
– Что-то в последнее время не видать Аднареля. И других серафимов.
Сэнди закончил привязывать базилик к бамбуковой подпорке. Ему вдруг представились скарабей и пеликан, верблюд и лев. Он всегда чувствовал себя лучше, если рядом был Аднарель. Когда серафим принимал облик скарабея, он обычно сидел где-нибудь рядом с постелью дедушки Ламеха или устраивался на ухе Хиггайона. Его присутствие давало Сэнди ощущение безопасности.
– Мне кажется, мы нравимся серафимам.
– А тем, другим, нет, – ответил Деннис. – Ну, в смысле, нефилимам. Я видел, как они на нас смотрят, когда думают, что мы не замечаем. А однажды после прихода Тиглы вокруг меня все вился комар. И я думаю, что это был не простой комар.
– Рофокаль, – кивнул Сэнди. – Я слышал, как Тигла назвала одного из нефилимов Рофокалем.
– Мы им не нравимся, – сказал Деннис.
Когда требовалось что-нибудь из продуктов, близнецы оставляли дедушку Ламеха и шли в ближайшие лавки, прихватив инжир, финики и овощи с огорода для обмена на рис или чечевицу. На пыльных тропинках они сталкивались со многими жителями оазиса. Те всегда останавливались, чтобы поглазеть на близнецов если не в открытую, так хотя бы исподтишка.
Когда они проходили мимо нефилимов, которым братья могли смотреть глаза в глаза, сверкающие крылья трепетали, но нефилимы не желали показывать, что замечают их присутствие, разве что внезапно принимали животный облик, так что высокий мужчина с яркими крыльями вдруг исчезал – и вместо него по тропе бежала ящерица-сцинк, или семенил рыжий муравей, или полз слизень, оставляя за собой склизкий след.
Женщины – во всяком случае, молодые – давали близнецам понять, что восторгаются ими. Братьев то и дело касались маленькие руки. Близнецы купались в море улыбок. Тигла, казалось, откуда-то знала, что им потребуется рис, или фасоль, или чечевица, и поджидала их именно у той лавочки, в которую они направлялись.
Мужчины и пожилые женщины вели себя иначе. Иногда близнецов осыпали проклятиями или плевали в них. Сэнди с Деннисом не рассказывали об этом дедушке Ламеху – он бы сильно расстроился. Они приучились ходить к тем немногим торговцам, которые обращались с ними дружелюбно и не старались жульничать.
Как-то раз Деннис сказал:
– Слушай, Сень, если тебе хочется погулять с Тиглой, на меня можешь не оглядываться.
– Вовсе мне не хочется. – Сэнди отвел взгляд от обочины тропы, где стервятник обдирал мясо с тушки какого-то зверька.
– Ну, я имел в виду – только потому, что это ее отец с братом бросили меня в помойную яму… В смысле, я хотел сказать, что не собираюсь тебе мешать.
– Договорились, – кивнул Сэнди.
Они обращались друг с другом как никогда заботливо.
И по-прежнему не говорили об Иалит.
Иалит с Оливемой помогали Матреде убирать в большом шатре, когда их побеспокоили: хлопнул полог шатра и вошел нефилим с крыльями цвета лаванды. Даже не поздоровавшись, он заявил:
– Махла скоро родит. Ей нужна будет ваша помощь, чтобы принять ребенка.
Матреда сжала в руках ветку пальмы, которую использовала в качестве веника:
– А у вас там что, помочь некому?
Угиэль посмотрел на Оливему из-под тяжелых век. Ткнул пальцем в ее сторону:
– Она будет полезна. И Махле понадобятся мать и сестра.
Оливема отступила на шаг:
– Как мы узнаем, что пора идти?
– Сегодня ночью. К восходу луны. Я, Угиэль-нефилим, говорю вам.
– Мы придем, – объявила Матреда. – Я не оставлю мою дочь рожать в одиночестве.
– Хорошо. Я буду ждать вас.
– Мы придем, – повторила Матреда, – но ты будешь ждать снаружи.
Угиэль пожал плечами:
– Делайте как знаете. Это женская работа – возиться с кровью и грязью родов.
Он двинулся было к выходу, но приостановился и задержал горящий взгляд на Иалит.
Девушка не отвела глаз. Прикусив губу, она встретила взгляд нефилима.
– Ты не можешь получить обоих, – сказал Угиэль.
И ушел.
Иалит и Оливема разложили шкуры под кустиками сабаля. Некоторые они сочли слишком грязными и отложили в сторону. Остальные принялись оттирать и вытряхивать.
– Что он имел в виду? – спросила Оливема.
– Кто?
– Угиэль.
– Когда?
– Когда сказал, что ты не можешь получить обоих.
Иалит взяла залитую чем-то шкуру и положила к грязным.
– Кто ж их поймет, этих нефилимов?
– Ты. И я, – сказала Оливема. – Он имел в виду наших близнецов.
Иалит взяла следующую шкуру и притворилась, будто внимательно ее рассматривает.
– Сень был первым, кого я увидела. День… его мы спасли от смерти.
– И это не один человек, а два, – напомнила ей Оливема.
– Я понимаю. Слушай, Оли, я все понимаю! Они совершенно разные, когда узнаешь их поближе.
– И ни один из них не нравится тебе сильнее другого?
Иалит покачала головой:
– В любом случае они слишком молоды.
– А по их собственному счету времени?
– Про их собственный счет времени мы ничего не знаем.
Оливема уселась на пенек, положив на колени груду чистых шкур:
– Я люблю моего Иафета. Я очень счастлива с ним. Я хочу, чтобы ты тоже была счастлива.
Иалит дернула плечом:
– Махла, похоже, счастлива замужем за нефилимом.
– Наши близнецы не нефилимы.
– Но они другие. Они не такие, как мы. И ты любишь их.
– Да.
– Ты любишь их обоих.
Иалит собрала забракованные шкуры:
– Эти я выброшу. И давай заканчивать. Солнце уже высоко, слишком жарко для такой работы.
– Ты уже две луны не появлялась в женском шатре, – сказала Элишиве Матреда.
Элишива кивнула и приложила ладони к вспыхнувшим щекам непривычно девичьим жестом.
Матреда обняла ее:
– Это правда?
– Да. У тебя будет еще один внук.
И, обнявшись, женщины пустились в пляс от радости.
Когда Иалит отправилась к колодцу за водой, там ее поджидал драконоящерица Иблис. Он не пребывал в животном облике. Вместо этого он прислонился к стволу королевской пальмы и завернулся в пурпурные крылья, сделавшись почти невидимым в тени.
