Когда он шагнул к девушке, Иалит так перепугалась, что чуть не уронила глиняный кувшин, который несла на плече.
Иблис поймал кувшин и поставил наземь.
– Ты с каждым днем все хорошеешь.
Иалит покраснела и потянулась за кувшином.
– Позволь, я помогу тебе, – сказал Иблис. Когда кувшин был полон, он снова прикоснулся к девушке – провел пальцем по бровям. – А знаешь, Угиэль сказал правду.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Все ты понимаешь, милая моя, все ты понимаешь. И я для тебя – единственное решение.
Иалит вопросительно взглянула на него.
– Я желаю быть с тобою, маленькая красавица. Ты знаешь, что я желаю этого. Я могу дать тебе все, что Угиэль дал твоей сестре, Махле, и ты знаешь, как она счастлива.
– Знаю…
– Эти глупые молодые великаны, ослепившие тебя своей юностью, не принесут тебе ничего, кроме горя. Ты не сможешь выбрать между ними, а если все же выберешь одного, что будет со вторым?
– Они меня не просили… – Иалит осеклась.
– Но я тебя прошу. Я хочу быть с тобою.
Нефилим наклонился к ней, и внезапно Иалит захлестнул страх. Все было именно так, как он сказал: он хотел быть с ней. Про любовь он ведь не сказал ни слова. Это страсть, а сердце тут ни при чем. Девушка подхватила кувшин и пустилась наутек, не обращая внимания на расплескивающуюся воду.
Глава девятая. Время Махлы, время Ламеха
Близнецы не помнили другого такого жаркого дня. Сэнди проснулся из-за неприятного сна про извержение вулкана и увидел, что Деннис сидит на шкурах, весь блестящий от пота.
Хиггайон проводил время дневного сна с Ламехом. Ночные часы он делил между близнецами, но Сэнди подозревал, что последние несколько ночей мамонт спал в ногах у дедушки. Конечности старика мерзли от плохой циркуляции крови.
– Что-то случилось? – спросил Сэнди.
– Ужасно жарко.
Вдали послышался раскат грома.
– Может, дождь будет? – предположил Сэнди. Он как-то не подумал, что дождь может означать наводнение.
И Деннис тоже не подумал:
– Вот хорошо бы! Полил бы сады и огород. А то мы как ни стараемся…
Громыхнуло снова, с каким-то странным электрическим треском.
Хиггайон заскулил и прижался к близнецам, глядя на другую сторону шатра, на дедушку Ламеха.
Мальчики кинулись к старику. Полог закрепили открытым, чтобы впустить побольше ветра; снаружи пахло серой, а небо сделалось зеленовато-желтым.
Сэнди присел на корточки с одной стороны от дедушки Ламеха, Деннис – с другой. Старик лежал на высокой груде шкур. Деннис взял его за руку и поразился – такая она была холодная. Он начал растирать руку, пытаясь восстановить циркуляцию крови в морщинистых пальцах.
Ламех открыл глаза и улыбнулся, сперва одному близнецу, потом второму. Когда он заговорил, голос его был так слаб, что мальчикам пришлось напрячься, чтобы хоть что-то расслышать.
– А в ваших краях и временах – там, за горой, – лучше?
Сэнди с Деннисом переглянулись.
– Там по-другому, – сказал Сэнди.
– А как? – шепотом спросил старик.
– Ну… Люди выше. И мы живем не так долго.
– Сколько?
Деннис постарался, чтобы ответ прозвучал на старинный манер:
– Трижды по двадцать и еще десять.
– Иногда четырежды по двадцать, – добавил Сэнди.
Деннис посмотрел на Сэнди, на его загорелую, здоровую кожу, мускулистые руки и ноги, ясные глаза.
– У нас есть большие больницы. Это такие места, где ухаживают за больными людьми. Но я не уверен, что там лучше бы вылечили мои ожоги от солнца, чем это сделали Иалит с Оливемой.
– У нас есть душ и стиральные машинки, – сказал Сэнди. – А еще радио, ракеты и телевидение. И реактивные самолеты.
Деннис улыбнулся:
– Но я приехал в твой шатер на белом верблюде. Почти весь путь проделал на нем.
Ламех зашептал, и мальчики склонились ниже, чтобы слышать его.
– Сердца людей – они добрее?
Сэнди вспомнил первого торговца, который попытался всучить ему только половину требуемой чечевицы, а когда Сэнди заспорил, разозлился и принялся сыпать ругательствами.
Деннис задумался, велика ли разница между террористами, угоняющими самолет, и родственниками Тиглы, которые швырнули его в помойную яму.
– Люди есть люди… – начал было Сэнди.
Одновременно с ним Деннис произнес:
– Я думаю, человеческая природа везде одинакова.
Ламех протянул к ним дрожащие руки:
– Но вы для меня все равно что родные.
Деннис осторожно сжал холодную руку.
Сэнди пробормотал:
– Мы вас любим, дедушка Ламех.
– И я вас, дети мои.
– Слова Эля странны. Я не понимаю, – сказал Ламех. – Я не понимаю помыслов Эля.
Близнецы тоже их не понимали.
Вспышка молнии и раскат грома ворвались в шатер одновременно. Свет молнии сверкнул в отверстии в крыше и в дверном проеме. Стены шатра всколыхнулись от мощи грома и долгой дрожи земли.
Но ни капли дождя не упало на землю.
Близнецы сидели на корне-скамейке и любовались высыпавшими на небе звездами. Хиггайон остался в шатре с дедушкой Ламехом. У неба все еще сохранялся желтоватый оттенок, но молнии и гром прекратились. Над вулканом поднимались языки пламени. Высоко в кронах деревьев возбужденно верещали обезьяны.
Сэнди поковырял пальцами ног мягкий мох под корнем.
– Мы никогда раньше не сидели у смертного одра.
– Да.
– Мне сегодня днем показалось, что теперь посидели. Что дедушка Ламех сейчас умрет.
Деннис покачал головой:
– Я думаю, он хотел задать нам эти вопросы.
– Он знает, что будет великое наводнение?
– Я думаю, этот Эль, с которым он разговаривает, сказал ему.
Сэнди подобрал упавшую ветку пальмы и стал рассматривать ее в тусклом угасающем свете.
– Но наводнение – это природное явление.
Деннис чуть качнул головой:
– Первобытные народы всегда склонны были верить, что то, что мы называем стихийными бедствиями, наслал разгневанный бог. Или боги.
– А ты как думаешь? – спросил Сэнди.
И снова Деннис покачал головой:
– Я не знаю. Теперь я знаю намного меньше, чем знал до того, как мы попали в оазис.
