— Привет, — сказал хомса. — Еле ноги унёс. Болотные змеи и живые грибы! Если б ты только знала!
Маленькая мюмла пристально разглядывала его. Немного помолчав, она сказала:
— Я Мю. Я тебя уже видела. Ты выгуливал маленького толстого хомсу и всё время бормотал себе под нос и размахивал лапами. Ха-ха.
— Ну и что? — ответил хомса. — Почему ты сидишь на шкафу? Это глупо.
— Как сказать… — протянула малышка Мю. — Для кого-то, может, и глупо, а для меня — единственное спасение от страшной судьбы. — Она свесилась со шкафа и прошептала: — Живые грибы добрались до гостиной.
— Что?! — воскликнул хомса.
— Отсюда мне видно, что они сидят и за дверью тоже, — продолжала малышка Мю. — Ждут. Было бы неплохо свернуть этот ковёр и подложить под дверь. Иначе они проползут в щель.
— Ты серьёзно? — спросил хомса. В горле у него застрял комок. — Этих грибов ещё утром не было. Это я их придумал.
— Вот как? — высокомерно отозвалась Мю. — Такие липкие, да? Которые растут толстым слоем и могут заползти на тебя и приклеиться?
— Я не знаю, — дрожащим голосом прошептал хомса. — Я не знаю…
— Моя бабушка уже вся ими заросла, — как бы между прочим сказала Мю. — Она там, в гостиной. Вернее, то, что от неё осталось. Она теперь похожа на большой зелёный холм, только усики торчат с одного боку. Ты под эту дверь тоже коврик подложи. Если это, конечно, поможет.
Сердце хомсы громко стучало, руки не слушались. Он с большим трудом свернул коврики. Где-то в доме продолжали тикать часы.
— Это от грибов такой звук, — объяснила Мю. — Они растут, растут, пока двери не лопнут, и тогда они заползут на тебя.
— Я хочу на шкаф! — завопил хомса.
— Здесь нет места, — сказала Мю.
В дверь с улицы постучали.
— Странно, — проговорила малышка Мю и вздохнула. — Странно, что они утруждают себя стуком, хотя могут войти, когда захотят…
Хомса бросился к шкафу и попытался залезть наверх. Стук повторился.
— Мю! Стучат! — крикнул кто-то в доме.
— Да, да, да, — крикнула Мю в ответ. — Открыто! Это бабушка, — объяснила она хомсе. — Удивительно, что она до сих пор может говорить.
Хомса не сводил глаз с двери в гостиную. Она медленно отворилась — маленькая чёрная щёлка. Хомса вскрикнул и кубарем закатился под диван.
— Мю, — сказала бабушка. — Сколько раз я просила тебя открывать, когда стучат! И зачем ты положила под дверь коврик? И почему ты никогда не дашь мне спокойно поспать!
Это была ужасно старая и сердитая бабушка в широкой белой ночной рубашке. Она прошаркала через комнату, открыла входную дверь и сказала:
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, — ответил папа хомсы. — Извините за беспокойство. Вы, случайно, не видели моего сына, среднего?..
— Он под диваном! — крикнула малышка Мю.
— Можешь вылезать, — сказал папа хомсе. — Я на тебя не сержусь.
— Вот как, под диваном, значит. Ясно, — устало сказала бабушка. — Знаете, я очень люблю, когда в гости приходят внуки, и Мю тоже может приглашать сюда своих друзей. Но я бы предпочла, чтобы дети играли днём, а не ночью.
— Мне очень жаль, — быстро проговорил папа. — В следующий раз мой сын придёт утром.
Хомса вылез из-под дивана. Не глядя ни на Мю, ни на её бабушку, он прошёл прямиком к двери, шагнул на крыльцо и дальше, в темноту.
Папа шёл рядом молча. Хомса чуть не плакал от обиды.
— Папа! Эта девочка… ты себе не представляешь… Я туда больше никогда не пойду! — взахлёб возмущался он. — Она обманула меня! Она надо мной подшутила! Она такая обманщица, что просто тошно!
— Понимаю, — успокоил его папа. — Это действительно бывает ужасно неприятно.
И они вернулись домой и съели всё, что осталось от десерта.
Филифьонка, которая верила в катастрофы
Как-то раз одна филифьонка стирала в море свой большой тканый коврик. Она тёрла его щёткой и мылом до голубой полоски, потом дожидалась седьмой волны, и та смывала пену.
Потом она тёрла дальше, до следующей голубой полоски. Солнце пригревало ей спину, а она всё тёрла и тёрла, стоя худенькими ножками в воде.
Был тёплый и безветренный летний день, как нельзя лучше подходящий для стирки ковриков. В помощь Филифьонке набегали прибрежные волны, вялые и сонные, а вокруг её красной шапочки жужжали шмели, по ошибке приняв Филифьонку за цветок.
«Веселитесь, — горестно подумала Филифьонка. — Я-то знаю, как всё обстоит на самом деле. Такое затишье всегда предшествует катастрофе».
Она достирала до последней голубой полоски, дождалась седьмой волны, а потом опустила весь половик в море, чтобы хорошенько прополоскать.
Под водой, на гладком красном валуне, плясали солнечные зайчики. Пробегая мимо Филифьонки, они запрыгивали ей на ноги и золотили пальцы.
Филифьонка задумалась. Может, приобрести новую шапочку, оранжевую? Или вышить солнечных зайчиков по кромке старой? Золотыми нитками. Только вот танцевать они, конечно, не смогут. И что делать с новой шапочкой, когда придёт беда? Да и какая, в конце концов, разница, в чём погибать…
Филифьонка вытащила половик на берег, выбила его о камень и стала уныло топтаться по нему, чтобы отжать остатки воды.
Слишком уж хороша нынче погода, неестественно хороша. Что-то непременно произойдёт. Филифьонка точно это знала. Где-то за горизонтом сгущалось нечто тёмное и ужасное — оно карабкалось вверх, оно приближалось, быстрее и быстрее…
— Знать бы ещё, что это такое, — еле слышно прошептала Филифьонка. — Море почернеет, раздастся далёкий рокот, погаснет солнце…
Филифьонкино сердце заколотилось, спина похолодела. Она резко обернулась, словно сзади притаился враг. Но море сверкало всё так же весело, солнечные зайчики на дне выписывали игривые восьмёрки, а летний ветер утешительно ласкал лицо.
