Филифьонка сразу заметила, что в доме давно не убирали. Она сняла хлопчатобумажную перчатку и провела пальцем по фризу изразцовой печи. На сером осталась белая полоса. «Быть не может, — прошептала Филифьонка, дрожа от возбуждения. — Просто взять и по своей воле перестать прибираться!» Филифьонка опустила чемодан на пол и подошла к окну. Тоже грязное, от дождя на стекле длинные печальные полосы. И только заметив снятые шторы, Филифьонка заподозрила, что семейства, возможно, нет дома. Увидела, что хрустальная люстра обёрнута тюлем. Изо всех углов на неё вдруг повеяло холодом нежилого дома, и она почувствовала, что её жестоко обманули. Она открыла саквояж, достала фарфоровую вазу — подарок Муми-маме — и поставила её на стол. Теперь ваза стояла там немым упрёком. Было ужасно тихо.
Филифьонка бросилась на второй этаж. Там оказалось ещё холоднее — неподвижный холод летнего дома, оставленного зимовать в одиночестве. Она открывала одну дверь за другой, и везде царили пустота и полумрак (рулонные шторы были опущены), Филифьонке становилось всё тревожнее, и она принялась открывать шкафы, попыталась открыть шифоньер, но он оказался заперт на замок, и тут она совершенно потеряла разум и заколотила в шифоньер обеими руками, потом метнулась на чердак и распахнула дверь.
Там сидел маленький хомса, он испуганно уставился на Филифьонку, прижимая к себе большую книгу.
— Где они? Где они? — закричала Филифьонка.
Хомса выронил книгу и попятился к стене, но, уловив незнакомый тревожный запах, понял, что Филифьонка не опасна. От Филифьонки пахло страхом. И он ответил:
— Не знаю.
— Но я же пришла их навестить! — воскликнула Филифьонка. — Принесла подарок! Очень красивую вазу. Как они могли просто взять и уехать, не сказав ни слова!
Маленький хомса покачал головой, не сводя с неё глаз. Филифьонка прикрыла дверь и ушла.
Хомса Киль заполз обратно в расстеленную на полу рыбацкую сеть, вырыл ямку поудобнее и снова стал читать. Это была большая толстая книга без начала и конца, с пожелтевшими страницами, крысы объели их по краям. Хомса не привык читать и подолгу одолевал каждую строчку. Он всё ещё надеялся, что книга расскажет ему, почему семейство отправилось в путешествие и где они все теперь. Но книга была совсем о другом — о странных животных и подводных пейзажах, и в ней не было ни одного знакомого имени. Хомса никогда раньше не слышал о том, что в морских глубинах живут радиолярии и последние нуммулиты. Один из этих нуммулитов не походил на остальных своих родственников, у него были черты, присущие ночесветке, так что со временем он перестал походить на кого-либо, кроме самого себя. Он был, судя по всему, очень маленький и от страха всё уменьшался и уменьшался.
«Никакое удивление не будет достаточным в отношении уникальных изменений, произошедших с этой группой простейших. Причины этого невероятного развития находятся за границами возможной оценки, но у нас есть основания предполагать, что электрический заряд был одним из определяющих условий выживания. Электромагнитные бури были в тот период крайне распространённым явлением. Возникшие после ледникового периода горные хребты, описанные нами выше, постоянно подвергались их воздействию, а находящееся поблизости море приобретало заряд посредством штормов».
Хомса выпустил книгу из лап. Он не очень понимал, о чём там речь, и предложения были такие длинные. Но в странных словах была своя красота, к тому же у него никогда в жизни не было собственной книги. Хомса спрятал её под сеть, лёг неподвижно и задумался. Со сломанного чердачного окошка свисала, спя вниз головой, летучая мышь.
Из сада послышался голос Филифьонки, она обнаружила Хемуля.
Хомсу Киля всё больше клонило в сон. Он попробовал было углубиться в свою историю о счастливом семействе, но ничего не вышло. И тогда он рассказал себе об одиноком животном, маленьком нуммулите, у которого были черты ночесветки и который любил электричество.
9
Мюмла шла через лес и думала: «Как замечательно быть мюмлой! Я чувствую себя превосходно до самых кончиков пальцев».
Ей нравились её собственные длинные ноги в красных сапожках. Голову венчал гордый мюмлетный пучок, гладкий, тугой и золотистый, как маленькая луковка. Она шла через болота, по горам, мимо глубоких впадин, которые превратились от дождей в зелёный подводный пейзаж, шла легко и время от времени подпрыгивала, чтобы ощутить, до чего она тонкая и лёгкая.
Мюмле захотелось повидать младшую сестрицу Мю, которую давным-давно удочерило Муми-семейство. Малышка Мю представлялась ей такой же деловой и вредной, как раньше, и по-прежнему умещалась в корзинке для шитья.
Когда Мюмла дошла до долины, Староум рыбачил проволочной корзинкой с моста. На нём был длинный домашний халат, гамаши и шляпа, а над всей этой красотой он держал зонтик. Мюмла никогда не видела Староума вблизи и сейчас принялась разглядывать его внимательно и с явным интересом. Он был очень маленький.
— Знаю я, кто ты такая, — сказал Староум. — А я — Староум, и всё тут! И я знаю, что у вас был праздник, потому что в окнах всю ночь горел свет!
— Думай себе что хочешь, — беззаботно ответила Мюмла. — Ты не видел малышку Мю?
Староум вытянул свою корзинку. В ней было пусто.
— Не кричи! — прикрикнул Староум. — Я и так прекрасно слышу, а у меня из-за тебя все рыбы разбегутся.
— Они отсюда давно разбежались, — сказала Мюмла и запрыгала дальше.
Староум фыркнул и забился поглубже под зонтик. Его ручей всегда кишел рыбой. Он посмотрел в коричневую воду, которая катилась под мостом бурным сверкающим потоком, несла с собой тысячи полузатопленных мелочей, проплывающих мимо и пропадающих, всё время мимо и всё время прочь… У Староума заболели глаза, он зажмурился, чтобы увидеть свой собственный ручей, прозрачный ручей с песчаным дном и шустрыми блескучими рыбками…
«Что-то тут не так, — с беспокойством подумал Староум. — С мостом всё в порядке, это настоящий мост. А вот я сам какой-то другой…»
Мысль ускользнула, и он заснул.
Филифьонка сидела на веранде, завернув ноги в одеяло, с таким видом, будто вся долина принадлежит ей и она не особенно довольна этим обстоятельством.
— Привет, — сказала Мюмла. Она сразу заметила, что дом пуст.
