С час ехали спокойно, а потом пришлось притормозить, через дорогу переходили рогачи. Самцы и крупные самки зло ревели, и трясли рогатыми головами, пару раз изобразили атаку на пикап охраны. Но солдаты почему – то не стали стрелять, предпочтя сдать назад на полсотни метров.
В результате мы опять потеряли с полчаса времени, прежде чем стронулись.
Передо мной ехали «чикенбасы» спецназеров. Сейчас порожние, хозяева будут перебираться до свой базы как – то по другому.
Кстати, среди спецназовцев на самом деле было прилично латиноамериканцев. Все девушки были с Кубы и из Венесуэлы с Боливией, да и парней примерно половина.
Когда я спросил Антона, почему так, тот засмеялся, и объяснил, что к красивым девушкам больше внимания и интереса. И, соответственно, больше попыток заговорить. А так все девицы имеют серьезный боевой опыт и способны комару на лету яйца отстрелить. Хотя, по его же словам, лучше бы эти девчонки на дискачах зажигали и деток нянчили.
Дорога шла по прошлогоднему пожарищу, сейчас густо заросшему молодой порослью. Не хотелось бы попасть в такое пекло, можно и не успеть слинять. Я постарался представить стену огня, вспомнил прошлогодний пожар на соседском хлопковом поле, и мне поплохело немного. Я здесь вообще впечатлительный стал.
А соседу не повезло. Похоже, кто – то ему или мстил, или что – то еще. Хотя, наверное, мстили. Бабник жуткий, постоянно дома скандалы, между любовницами разборки вплоть до выдранных волосьев и разодранных физиономий узбечек. Вполне может быть, что какая – то особо ревнивая особа и подпалила ему поле.
Впрочем, и сосед, и его подружки остались не то что в прошлом, а вообще в какой – то другой жизни. И она остается все дальше, сглаживая жуткие моменты, и оставаясь в памяти улыбкой и смехом матери.
Надо будет персиковых саженцев купить, если получится. Любимый мамин фрукт был, да и мне нравятся. В принципе, такая жара как здесь для персин в самый раз. Нужно спросить будет у здешних старожилов.
Граница Конфедерации и Московского протектората была обозначена простым столбом – указателем, полосатым таким, с приколоченными к нему длинными досками – стрелками, указывающими на Москву, Алабаму – сити, Демидовск и еще несколько городов.
Больше ничего и никого около столба не было, разве с самого столба слетела какая – то немаленькая птица, и с недовольным клекотом поднялась ввысь. Какой – нибудь аналог местного орла, наверное.
Вообще, тварюги здесь еще те. Больших гиен видели издалека, они уже ученые оказались. Караван встал, все повытаскивали бинокли, подзорные трубы, оптические прицелы, и, не обращая внимания на матюки тогда еще болгар, минут пять стояли и смотрели. До тех пор, пока обозленный командир конвоя не приказал шарахнуть из крупнокалиберного пулемета по зверюгам.
Семейка мгновенно приказала долго жить, но времени потеряли в итоге больше. Командир болгар приказал своим снять шкуры со зверюг и вытащить, или как это еще называется, черепа. В соседней речушке их опустили в воду на ночь, и утром вытащили чистенькие косточки. Все обглодали какие – то мелкие зубастые рыбешки.
Но по дороге Московского Протектората никаких зверей не было, если не считать пары джипов с надписью «ОМОН».
Они тормознули наш караван, о чем – то весело, со смешуечками переговорили с ранеными спецназерами и целыми пехотинцами, и чуть сдали в сторону.
На обочину вышел весь из себя важный такой парень в милицейском камуфляже, в милицейской фуражке с полосатым жезлом и свистком.
С огромным наслаждением и изо всех сил свистнув, он вытянулся по стойке смирно, поднял вверх руку с жезлом, а потом развел руки в стороны, открывая движение.
Из переднего джипа, из громкоговорителя раздалась музыка. С большущим удивлением я узнал старый, еще царский марш, «Прощание славянки».
Омоновцы с удовольствием выстроились возле своих машин, взяв под козырек, в джипах охраны как на параде встали командиры, отдавая честь омоновцам. Вообще, все напоминало игру, в которую с азартом и наслаждением играли взрослые парни.
До самой Москвы мы не доехали, заночевав в довольно большой придорожной гостинице, в небольшом поселке. Как объяснили наши провожатые, тут и цены пониже, и народу поменьше. Впрочем, по их же словам, если кто желает посмотреть именно Москву, то вполне может сгонять туда утром, и, если понравится, попробовать остаться. Или в Новую Одессу тоже неплохой город здешних земель.
14 день пятого месяца, 23 год, 12:12, суббота. Гостиница «Светлый путь»
В номер к своей тетке постучалась, и вошла, аккуратно закрыв дверь на замок, красивая молодая девушка.
– Нигора – апа, можно с вами посоветоваться? – Девушка робко присела на край стула, поглядев на дремлющую девочку, нервно мечущуюся по дивану.
– Конечно, Сайора. Я всегда готова поговорить с тобой. В чем дело, ты чего такая загадочная, дочка? – Поставив стул рядышком, к ней присела молодая женщина с шортах и маечке, но с головой, повязанной вдовьим черным платком. Впрочем, под маечкой на поясе был ремень с великоватым для женщины пистолетом.
– Нигора – апа, у меня задержка. Не знаю даже, что и думать. – Девушка нервно сжала кулаки.
– Так. – Нигора внимательно поглядела на девушку, и неожиданно улыбнулась. Встала, достала из аптечки нераспечатанный тест. – Туалет там, иди – ка, проверься, дорогая. Давай – давай, без разговоров. А я пока чай заварю. Такие разговоры без чаю не очень удобно разговаривать.
Обе женщины непринуждено говорили по – русски, хоть и обе являлись узбечками. Впрочем, в этом как раз ничего удивительного не было, разговаривать в богатой и хорошо образованной семье на русском в Узбекистане считалось неким шиком. Примерно как в царской России дворяне говорили по – французски.
Пока совсем юная женщина была в ванной комнате, Нигора накрыла стол, заварив зеленого чаю, нарезав лимон, выложив в корзинку на столе с пяток крупных, ароматных апельсинов. Ни Нигора, ни Сайора не ели мучное и не пили сладкое, следя за фигурами. Впрочем, за обеденным столом обе не сильно сдерживались, потому что, во – первых, дорога была очень тяжелой, а во – вторых, здесь, на Новой Земле в самой захудалой забегаловке готовили потрясающе вкусно.
Поглядев на чайник и чашки, Нигора едва сдержала слезы. Это ей так напомнило о нежданном, но очень коротком счастье. Пролетевший как метеор Оуэн опалил ее огнем своей любви, чуть не расплавил в горниле страсти, полностью перечеркнув ее представление о подданных ее Величества.
И исчез в огненной вспышке боя, оставив после себя неспокойную душу, плачущую и скучающую по отчиму намного больше, чем о родном отце дочку, и скорбные вдовьи ночи, где порой мокрая от слез подушка единственная свидетельница ее горя. На людях надо быть сильной. Племяшка и ее муж хоть и стараются быть взрослыми, и у них вроде неплохо получается, но они все – таки такие дети.
– Ну как, сколько полосок? – Впрочем, судя по ошарашенному виду племяннице, Нигоре ответ не был нужен.