Ему нужно было что-то сделать. Что-то очень важное, потому что Томлин был уверен: если он не справится, то Папаша будет кричать на него. Разумеется, Папаша был мертв, и он знал об этом, но это не имело значения. Папаша разгневается, а от злого Папаши нужно держаться подальше…
Снова сверкнула молния, и в этой вспышке света Томлин разглядел распростертого на земле пришельца. Он что-то двигал на своей руке, размахивая над этим местом длинными когтистыми пальцами. Что-то из того, что рассказывал о пришельцах Папаша, мелькало у Жнеца в голове, но он никак не мог вспомнить.
А потом…
– Твою. Же. Мать. Бомба. – Он тряхнул головой. – Нет, нет, нет, нет…
Томлин двинулся вперед. Вряд ли он показал свое самое лучшее время в перемещении на местности. Молодой мужчина тащился медленнее своего дедули, когда тот уже опирался на палочку, но он шел, и это единственное, что сейчас имело значение.
Он устремился к пришельцу, и…
* * *
Когда Томлин снова обрел способность мыслить, он стоял, пялясь в грязь и налегая всем своим весом на копье, которое помогало ему сохранять вертикальное положение. Каким-то чудом его рука по-прежнему удерживала кишки внутри живота, и, судя по всему, Эрику удалось не растерять по дороге ничего важного. Но он чувствовал, как слишком много чего-то теплого и влажного стекает по его животу и промежности.
Томлин едва расслышал собственный голос, произнесший:
– Вот дерьмо.
Инопланетянин никуда не делся. Он почти не шевелился, но никуда не делся. Это должно что-то, да значить.
Жнец снова двинулся вперед, пытаясь вспомнить, что вообще происходит и что он должен сделать. Что-то очень важное. Он помнил это. Он помнил, что инопланетянин был как-то с этим связан. Проклятая тварь тряслась и тяжело дышала. Она умирала, Томлин был уверен в этом, и при этой мысли он почувствовал дикую радость. Будет знать, как связываться со Жнецами!
Эрик издал безумный смешок и подобрался поближе к охотнику. Крышка наруча была открыта, и внутри мигали красные символы. Эта штуковина бипала и бикала, с каждым разом чуть громче и чуть быстрее.
Томлин стоял и смотрел, не понимая, что он должен сделать и почему эти звуки так нервируют его. А он нервничал, в этом не было сомнений. Он упускал что-то очень важное.
Приступ гнева был внезапным и совершенно иррациональным, но он поддался ему. Хотя каждое действие причиняло боль, Томлин поднял копье обеими руками и со всей силы вогнал его прямо в мигающие значки на экране наруча. Возник сильный электрический разряд, и мигающие огоньки остановились.
– Будешь знать.
Слова были невнятными и едва различимыми. С животом что-то происходило, и когда Томлин поглядел вниз, он увидел, как его внутренности шлепаются в ручейки и лужицы воды.
– Что за херню ты натворил, Томлин?
Голос был ему незнаком. Эрик завалился и начал падать назад, но чья-то рука крепко ухватила его. Мир погрузился во тьму.
30
Родригез нашел трупы. Много трупов. Парни, которые прилетели с ним, откинули копыта. Все до единого. Некоторые тела были разодраны в клочья или освежеваны. У других отсутствовали головы.
Впрочем, мертвые его не особо заботили. От трупов избавляться проще, чем от живых людей. Местные могут поинтересоваться, что произошло с телом-другим, но правильно примененное давление было надежным лекарством от любого любопытства. А в проекте «Звездочёт» работали люди, которые умели давить в нужных местах.
Совсем другое дело – живые свидетели. Родригез собрал всё, что осталось от Томлина, и с максимальной скоростью отнес к вертолету, приходя в ужас от того, что пыталось вывалиться из живота Жнеца. Томлин издавал нечленораздельные звуки. Еще стонал, всхлипывал и пару раз даже почти произнес разборчивые слова, но в основном он просто издавал нечленораздельные звуки. Хилл, пока Родригез помогал ему добраться до вертолета, без умолку матерился, как сапожник. Его лицо распухло, а торчащая из черепушки штуковина дрожала с каждым шагом, но оставалась на своем месте. Парня била лихорадка, и он прекрасно это понимал.
Инопланетная тварь сдохла, другого мнения и быть не могло. Она была мертва, когда Родригез забирал Томлина и нес его к вертолету, и она оставалась мертвой, когда он вернулся обратно. Родригез попытался было оттащить к вертолету и тварь, но быстро сдался. Он не был слабаком, но понял, что ему ни за что не справиться со столь тяжкой ношей.
Хайд был мертв. Он отыскал бедолагу, когда в последний раз шел к вертолету. К этому моменту вдалеке показались новые машины экстренных служб. Родригез знал, что когда шериф начнет играть в «Двадцать вопросов», начнутся проблемы.
Когда он заводил моторы, буря усилилась, и у него не оставалось никакого выбора, кроме как лететь в шторм. Никакого выбора, потому что если бы копы обнаружили его, они бы начали задавать вопросы, на которые он не должен был отвечать.
Ветра старались изо всех сил, чтобы впечатать их в деревья, а потом в колесо обозрения, а потом в землю. Внизу он разглядел пять полицейских машин и как минимум две «скорые», направлявшиеся в сторону ярмарочной площади. Там их поджидал неприятный сюрприз.
Тело пришельца было проблемой.
Нельзя было позволять копам увидеть его. Оно было слишком уж мерзким, слишком уж спорным. Но что он мог с этим поделать?
Родригез хотел было связаться с базой и предупредить их, но это было бы глупостью высшей меры. Эта радиочастота считалась защищенной, но он мог с той же уверенностью рассуждать, что луна сделана из сыра. Кто-то где-то обязательно да будет все прослушивать. Можно закодировать беседы, можно переговариваться на выдуманном языке, но где-то всегда найдется кто-то, кто подслушает беседу, взломает код и расшифрует язык.
Родригез поднялся на высоту сто двадцать метров, когда ветра бросили ему вызов в борьбе за контроль над вертолетом и едва не выиграли. И вот пока он пытался восстановить управление «птичкой», небеса позади внезапно озарились вспышкой от самого сильного взрыва, который агент когда-либо видел.
Твою же мать!
– И ночь обратилась в день. – Родригез уже слышал это высказывание раньше и понимал его смысл, но сейчас, на несколько секунд, оно стало явью. Свет был таким ярким, что едва не ослепил его. Ударная волна гулким эхом отдалась по радио и едва не оглушила. Мгновением позже вертолет яростно дернулся, сильный порыв ветра подхватил машину и чуть не бросил в штопор. Пилоту удалось выйти из пике в самый последний момент, и после этого он направился к базе.
Родригез повидал немало тайных операций. Он не сражался за правое дело. Он не сражался за неправедное дело. Он летал в зоны, где не должен был находиться, и возвращался из них без чьего-либо ведома. Он летал в горячих точках. Он успешно прокладывал себе путь над джунглями, летя в шести метрах над кронами деревьев и параллельно уклоняясь от пуль. Другими словами, Родригез был чертовски хорошим пилотом.
